6 августа ВСУ вошли в Курскую область. По утверждению российских властей, 12 августа украинские военные удерживали уже 28 населенных пунктов региона. Жители массово покидают свои дома — по данным МЧС, из приграничных районов выехали больше 120 тысяч человек, в том числе в Курск.
Читайте, как изменился город с момента вторжения и о чем рассказывают беженцы из приграничных районов.
О войне тут говорят везде
По своей атмосфере Курск напоминает незрелого 35-летнего миллениала, который еще не определился, кем он станет, когда вырастет. Город сочетает в себе разные локации, стили, постройки — промзоны перетекают в спальные районы с жилыми многоэтажками, которые затем сменяются поселками с деревянными домиками.
В Курске много разных людей с полярными взглядами и сделать конечные выводы о них практически невозможно: человек может быть против власти и Путина, но одобрять войну, а может не одобрять войну, но высказывать поддержку власти. Встречаются люди, выступающие и против войны и Путина, но бывают и однозначно одобряющие все это. А есть еще те, кому вообще нет дела до всего этого, потому что «своих проблем хватает».
В общении курян можно назвать колючими. Сначала они воспринимаются грубыми, но спустя несколько разговоров понимаешь, что это не грубость, а просто такая манера общения. Тут не привыкли к вежливости от незнакомцев с пожеланием «хорошего дня» или «доброго вечера». На такую вежливость жители могут отреагировать сначала возмущенным «Шо?!», но затем при повторении фразы тут же расплываются в улыбке и принимают вежливость.
«Шокают» и «хэкают» тут везде. Местный говор отражает местоположение региона и его соседство с Украиной. А когда встречаешь жителя приграничья, порой вообще невозможно разобрать его слова. «Это называется суржик. Так вышло, что мы и не украинцы и не русские как будто. Есть свои слова, на которых мы говорим. Но это только разговорная речь», — пояснила жительница Суджи.
После вторжения ВСУ в Курскую область на улицах стало много беженцев из приграничья. В будничный день кажется, будто их в городе больше, чем самих горожан. О войне тут говорят везде: от прохожих слышатся рассказы о побеге под обстрелами или рассуждения о том, как теперь жить дальше. Вместо «привет» люди здороваются жалобами на сирену.
«Мы еле урвались, трасса вся под дронами или простреливается. Мишка утром нас привез и тут же назад поехал еще теткиных забирать. Три часа трубку не берет. Шо? Да все, все! Я не знаю, я на машину не смотрела. Когда ехали, мне даже страшно не было, а как в Курск к дому подъехали, я вышла, у меня ноги ватные», — рассказывала женщина кому-то по телефону, стоя с пакетами возле «Пятерочки».
«Если дочка начальника МВД уже в Москве, то нам что делать? Тоже валить? Как думаешь? Еще ничего не началось, а она уже в Москве! Если такие съебывают, нам тоже нужно», — рассуждали двое парней возле той же «Пятерочки».
«Опять воет, зараза. А мы сегодня утром на работу проснулись, слышим ее, да дальше спать легли. Что вставать, если все равно автобусы с опозданиями поедут. А как твои дела?», — обратилась женщина к знакомой на остановке.
10 августа власти ввели режим КТО в Курской области. Теперь на выезде из Курска установлены блокпосты, военные выборочно проверяют машины. Небо патрулируют вертолеты. В остальном на жизни курян это никак не отобразилось. Силовиков в городе можно встретить разве что возле пунктов выдачи гумпомощи.
«Скорее всего, уже никогда не вернемся. Мы уходили, там дома полыхали»
Очереди из беженцев буквально везде — возле офисов МФЦ, мобильных стоек госуслуг, пунктов выдачи гуманитарной помощи, в магазинах и возле отделов полиции. Люди стоят в толпе за необходимым даже при сигнале тревоги, никто не расходится.
Некоторые в очередях плачут, кто-то делится подробностями эвакуации из села, показывают отметины от пуль на машинах. Встречаются очень доброжелательные пенсионеры, охваченные радостью от того, что удалось выжить. Кто-то принимает ситуацию со смирением: «Этого следовало рано или поздно ожидать», — а другие делятся разочарованием: «Говорили, что у них все под контролем, а оказалось, контроля нет». Встречаются и уверенные в победе, возвращении области и восстановлении домов, но большинство говорит о переезде.
Обычно сразу спешат описать свой потерянный дом: хозяйство, природу. Мужчины сетуют на потерянные автомобильные шины: «Обидно, что новую резину там оставил».
«Жалко хозяйство: коровы, поросята. Скорее всего, уже никогда не вернемся, мы уходили, там дома полыхали», — говорит женщина из очереди.
«Я поехала в Суджу за своей мамой сразу, как только прилетели первые сообщения в телеграме о том, что туда входят украинцы. Правда это было или нет — я не стала разбираться. Сразу прыгнула в машину и поехала», — рассказывает Екатерина.
Ее мама сразу добавляет: «А мы вообще ничего не знали. Ну, громыхало и громыхало. Конечно, тревожно было. Когда выезжали из города, на обочинах уже сгоревшие машины были. Ну это их дронами догнали. Мы летели по дороге, в нас стреляли. В нас, не в нас — непонятно было. Но по машине прилетало».
Со слов семьи, у них пропало трое знакомых, а в одном из приграничных поселков в Суджанском районе остался отец. Живы эти люди или нет, выяснить сейчас невозможно.
«Я слышала, что кто-то находит друг друга уже в Курске, в гуманитарных центрах или после прохождения временной регистрации. Ну я обращалась, ходила. Что толку пока. Теперь либо ждать, когда освободят область, либо ждать информации от украинцев. Молимся, чтобы лишь бы живы были. Хотя надежд остается все меньше. Слышали, что одного волонтера, который помогал с эвакуацией, нашли убитым», — говорит девушка.
По данным «Лиза Алерт», после начала вторжения ВСУ в Курской области пропало более 1000 человек. С 7 августа поисковики получили 338 обращений и 154 звонка на горячую линию с просьбой найти людей. Волонтеры отметили, что в каждом обращении шла речь об исчезновении двух и более человек. Данные о пропавших публиковались на канале поискового отряда и в региональных пабликах, но затем волонтеры скрыли всю информацию, чтобы уберечь людей от мошенников. Теперь обратиться с заявкой можно только по номеру телефона МЧС.
Случается, что родственники находят друг друга уже в самом Курске, в центрах гуманитарной помощи. Жительница села Свердликово Суджанского района, считавшаяся пропавшей, встретилась со своей дочерью на одном из таких пунктов.
«Это началось у нас все с 6 августа. Сначала с часу ночи по позициям били, а потом с обеда стали бить по нам. И вот мы с 6 по 9 числа сидели соседями в одном подвале. Выходили во время затишья набрать воды и какие-то продукты. Нас 7 человек, восьмым был ребенок, собрались в один подвал, чтобы покушать и пересидеть выстрелы. Там же и ночевали. В конце концов наша соседка сказала, что нужно уходить, потому что будет зачистка. И мы пошли», — рассказывает женщина.
Группа пенсионеров вместе с 3-летним ребенком на протяжении трех суток шла через леса, пока не наткнулась на российских военных, которые довезли их до Курска.
«Мы вышли со Свердликово и сначала пошли в Лебедевку. Думали, что там хотя бы потише. Туда пришли, света нет, все уехали. И мы пошли до Русского Поречья. Связи не были, мы ничего не знали. Добрались до Малой Локни, опять стучим в двери — двери открытые, а людей нет. Увидели автобус, но испугались туда идти, вдруг там украинцы. Вышли на трассу, где Поречное, и пошли на Льгов. И тут нас встретили уже русские», — говорит беженка.
Женщина благодарна, что ребенок ни разу не паниковал во время их побега и не плакал: «Прыгал в крапиву от дронов так же, как мы, и вел себя спокойно, не мешал нам идти». Очень радуется, что осталась жива, но беспокоится за оставшихся в поселке соседей:
«Они же не выехали. Поехали на кольцо, там им прокололи колеса, разбили телефоны и отправили домой. Ольга Морозова, ее бабушка старенькая — 86 лет, брат Юра — инвалид, пешком не может идти. Вот они там остались. Как они теперь, я очень переживаю».
Жительница села недоумевает, почему их не предупредили о том, что необходима эвакуация. Так вышло, что некоторые соседи покинули свои дома еще до вторжения украинцев: «Могли бы нам сказать, мы же в машину не просимся. Если бы нам сразу сказали, что нужно уезжать, мы бы уехали».
«Ну вот такие люди бывает. Ничего, мама, не переживай. Есть и другие люди. Нас уже одели, накормили. Отовсюду родственники звонят, помочь предлагают. Нас везде ждут. Главное, что остались живы и ты выбралась оттуда. Сейчас начнем жить заново», — отвечает женщине ее дочь и тут же фотографирует ее: «Надо всем сейчас отправить, показать, что я тебя нашла».
Таких историй много. В самом начале вторжения власти не помогали с эвакуацией и люди выезжали сами. Только спустя неделю оперштаб Курской области стал официально объявлять об обязательной эвакуации из соседних районов, людей стали организованно вывозить на автобусах.
Кто-то говорит, что критиковать власти не за что: «Опыта такого режима работы еще не было, мы все вместе учимся, как жить в новых условиях». Другие находят причины для критики: «Война идет уже третий год, можно было подготовиться».
«Они просто пока не знают, что такое серьезные последствия от прилетов»
Сирены в Курске воют с десяток раз в день, и первое, на что обращаешь внимание в городе, — отношение курян к оповещениям ракетной опасности. Это не равнодушие, потому что матерная речь при тревоге слышатся почти от каждого прохожего. Но никто не прячется, не ищет укрытия. Несмотря на публикации в социальных сетях, спустя несколько дней после вторжения не останавливаются тут даже автобусы.
«Мы, в отличие от Белгорода, находимся дальше от границы. У украинцев дальность их ракет не позволит докинуть что-нибудь до нас. А что долетит, то собьет ПВО», — говорит жительница Курска Настя.
«А куда нам прятаться, если некуда? У нас же ничего нет. А в начале было вообще весело: включают пугалку свою, автобусы встают, мы толпой под стеклянной остановкой ждем, когда все закончится. Нам же как сказали — мол, укрытия дорогие, ищите сами, где прятаться. Где?!», — задается вопросом Наталья из Центрального района.
«После шестого числа я много видел вспышек с области, слышал бабахи. Да, война растет и дошла до нас. Нет, я не ищу укрытия при тревоге. Не знаю, почему, просто как-то больше раздражение она вызывает, чем желание прятаться», — поделился таксист Сергей.
Почему реакция курян на сигналы тревоги смахивает на легкомыслие, объяснил курский волонтер, который ранее работал и на территории Белгородской области:
«Они просто пока не знают, что такое серьезные последствия от прилетов. К сожалению, объяснять сложно. В Белгороде было то же самое в самом начале, но когда прилетать осколками стало чаще и появилось больше последствий на земле, то люди и реагировать на тревогу больше стали».
Тем временем в городе на самом деле наблюдается проблема с укрытиями. Указатели к таковым вообще в большинстве случаев отсутствуют. Подобие организации безопасности можно найти в торговых центрах или других коммерческих помещениях: указатели есть везде, двери открыты. Но люди этим не пользуются, а сами работники помещений никак не работают с посетителями.
15 июля во время прямого эфира врио заместителя председателя Правительства Курской области Михаил Горбунов, отвечая на вопрос курян об укрытиях, заявил, что это «дорогое удовольствие».
«Мы определили места установки модульных укрытий в Курске, Железногорске и Курчатове. Просто это удовольствие очень дорогое, данный объект прилично стоит. В случае эскалации конфликта мы их установим», — говорил Горбунов еще до вторжения ВСУ в Курскую область.
После вторжения в городе ничего не изменилось.
Также на улицах Курска отсутствуют любые плакаты с информацией о том, как вести себя во время объявления ракетной опасности или налета БПЛА, — вся такая работа ушла в онлайн, по телеграм-каналам.
В автобусах на рекламных экранах запускают qr-код для перехода на сайт с интерактивной картой укрытий, но работает это через раз. Возникает вопрос, как таким технологическим новшеством должны пользоваться пенсионеры. На карте отмечены подвалы и подземные парковки, попасть туда с улицы чаще просто невозможно.
«Сами подвалы у нас в ужасном состоянии, захламлены. Там нет ни аптечек, ничего. Только мусор. В нашем доме ключи от подвала есть почти у всех, в других — нужно искать какую-то женщину, которой может не оказаться на месте», — рассказала жительница одного из домов Центрального района.
В ночь падения осколков ракеты на жилой дом
Разговор на улице возле бара во время прилетов ракет в ночь с 10 на 11 августа:
— Бам! Салют!
Рядом испуганный парень прыгает на руки к своему другу.
— Ну что ж. Предлагаю пойти в BBQ покушать. И вы к нам присоединяйтесь, журналист.
— Может, не стоит? ПВО работает, сейчас осколки полетят.
Тем временем все видят, как в небе что-то сбивается.
— Нужно скинуть стресс и просто расслабиться. Пойдемте лучше поедим. Мы все равно победим.
— Сейчас осколки полетят…
— Ну, как знаете. А мы пошли есть вкусные бургеры, — прощается мужчина и действительно уходит. Когда ему еще раз напомнили об осколках, он просто улыбнулся.
В другой компании испуганный парень продолжает висеть на руках у своего друга. Тот устал и передал своего товарища на руки другому. В небе продолжались взрывы.
Греметь перестало; все снова в помещении бара. Девушке за стойкой позвонила мама, рассказала о пожаре во дворе ее дома.
— На Союзной машины полыхают. Мама в панике, говорит, все произошло очень быстро. Я буду вызывать такси к ней.
Такси из центра в ту ночь не удалось вызвать никому, потому что все машины разом исчезли с улиц.
На следующее утром корреспондент выехал к дому, поврежденному в результате падения тех самых осколков. На перекрытой улице собралось много людей, которые делились друг с другом впечатлениями от пережитого за ночь и увиденного наутро. Кроме историй о моменте прилета люди пересказывали друг другу версии того, как ракета все-таки смогла долететь до Железнодорожного района и чем сейчас на месте занимаются МЧС.
— Они снаряд ищут. Где-то тут неразорвавшийся снаряд.
— Точно знаете? Наверное, тогда бы улицу сильнее оцепили и стоять бы тут никому не позволили.
— Да, точно. Сосед сказал.
Информацию о том, что ракета взорвалась на подлете, МЧС опубликовала только в 6 часов вечера, то есть спустя более 12 часов после падения осколков.
«Мы до сих пор не понимаем, почему это случилось»
Хорошо или плохо городские власти работают с населением, можно судить по тому, что рассказывают сами люди. Информация доносится так плохо, что люди предпочитают узнавать новости от своих знакомых, то есть очевидцев событий.
Таким источником становится сосед, дядя соседа, родственник из области или «знакомый отца из правительства». Сама информация в итоге иногда напоминает те самые истории про круглые шаровые молнии или про то, как «у знакомого дядя умер после вакцины от ковида».
«Я точно знаю, что они были в курсе о вторжении. У нашей семьи есть знакомый из министерства обороны. Не могу сказать, что он говорил, но ОНИ ТОЧНО ЗНАЛИ, поверьте мне», — многозначительно подчеркнула собеседница, при этом даже мне подмигнув.
«У меня есть знакомый, который за пару дней до вторжения был в Судже. Видел, там в центре возле магазинов холодильники стояли мираторговские», — заявил мне в разговоре на улице как-то один парень.
— Холодильники возле магазинов? И что это значит?
— Подумайте, — прозвучал еще один многозначительный ответ.
Люди не понимают, как работает система ПВО. Задают вопросы, почему ракеты сбиваются над городом, а не в области, ближе к границе и к месту их запуска. Считают это безалаберностью властей. Есть и те, кто выдумывает, что атак на самом деле больше, просто об этом якобы не сообщается.
Тем временем местные телеграм-каналы дублируют одну и ту же информацию, поэтому нет разницы, подписываться ли на один канал или на несколько. Между новостями запускают рекламу «дружественных каналов», подается она с паническими формулировками во время обстрелов.
«Внимание по Курску! В связи с массовой атакой БПЛА, было принято создать единый телеграм-канал “Вкратце Курск”. Канал сообщает о любых передвижениях и боев на границе! Ниже оставляем специальную ссылку, успейте, она работает всего 24 часа! ВАЖНО ДЛЯ КАЖДОГО НАШЕГО ПОДПИСЧИКА!!!», — писал телеграм-канал «Курское приграничье» в ночи, пока в небе работало ПВО.
«Район Суджи усеян трупами ВСУ. Идет Курская бойня. Вагнер снова в деле. Очень тяжелые кадры строго 18+. Канал ЧВК ВАГНЕР», — публиковалось на канале «Суджа родная». Вместо ресурса ЧВК «Вагнер» по ссылке находился телеграм-канал Поддубного.
Сколько раз за неделю «освобождалась Суджа» согласно этим новостям, теперь посчитать сложно. Точно так же сложно посчитать, сколько раз пропагандистские медиа подставили заложников и жителей оккупированных сел, публикуя оттуда видео с техникой ВСУ или — еще более того — видео с расположением техники российских солдат.
Заявления командира спецназа «Ахмат» Апти Алаудинова перестали читать после его рассказа о том, как ВСУ зашли в Курскую область, и объяснений, почему их с боем встретили только пограничники и срочники.
В итоге из-за разницы подачи новостей от государственных СМИ и военкоров люди стали меньше доверять административных каналам и пошли искать информацию среди знакомых.
«Почему так получилось, мы до сих пор не понимаем. Тех же “ахматовцев” всегда было полно в области, но именно в самый нужный момент они не смогли помочь. Считаю все это предательством. Либо от глупости, либо специально так подставили нас», — рассуждает жительница Центрального района Наталья.
«Журналисты уедут, а мы тут останемся. И про Курск забудут»
Жители Курска с недоверием относятся к незнакомцам, а особенно остро реагируют, когда их кто-то хочет сфотографировать. Журналистам тоже не верят: если ты с федерального канала — значит, врешь, а если «иноагент» — значит, враг.
При этом такое недоверие как-то слишком сочетается с доверчивостью. Уже через полчаса после прибытия в Курск ко мне подошла женщина, которая просто, без «здравствуйте» стала рассказывать, где я могу найти пункты временного размещения для беженцев.
Во время поездки на автобусе мне рассказали о заходе ВСУ в поселок Теткино. Информации от властей на тот момент еще не было, но люди уже делились друг с другом информацией и обзванивали своих родных, чтобы предупредить их об эвакуации.
Во время другой поездки работник одного завода показал мне фото и видео с подготовкой к атакам БПЛА. Тем временем мы проезжали мимо того самого завода, и он дополнительно руками пытался мне еще что-то показать. На мое возражение, что такой информацией с незнакомцами лучше не делиться, он как будто обиделся.
Люди в Курске «колючие», но, если ты не воспринимаешь это как грубость, отвечают тебе теплом.
«Я не знаю, что будет дальше. Надеюсь, внимания журналистов к Курску не станет меньше. Пока журналисты тут, чувствуется поддержка. Местные не освещают наших проблем», — сказал в последний день моего пребывания в городе один из волонтеров.
Куряне очень рады помощи, которая поступает для беженцев со всей страны, но многие не понимают, почему федеральные власти уделили мало внимания Курской области. По их мнению, большинство инициатив помощи исходит от частных лиц, а реакция властей должна быть масштабней.
«Потому что война дошла до того, что вторглись на нашу землю. Вы только подумайте над этим фактом. А они нам по 10 тысяч рублей на человека предлагают, и эти выплаты еще надо умеючи получить, пройти квест. Беженцы разъедутся, местные привыкнут, россияне привыкнут. Журналисты уедут, а мы тут останемся. И про Курск забудут, потом будут обсуждать другие новости», — сказала мне перед отъездом женщина, проживающая в районе падения осколков на жилой дом.
«А что случилось?»
Прожив в Курске почти неделю, я вернулся в Москву. Опубликовал в соцсетях первые фотографии с поездки, в том числе видео со звуками сирены. В ответ моя знакомая из Петербурга прислала сообщение «А что случилось?». Ей ничего не известно про Курск, потому что сейчас она в отпуске в Карелии.
В первый вечер вышел гулять с собакой во дворе своего дома. Местные собачники обрадовались моему возвращению.
— А где вы были?
— В Курске.
— Зачем ездили?
— Освещать ситуацию в городе после прибытия беженцев.
— Что за беженцы? С Украины опять?
— Нет, из Курской области.
— А что случилось? А, да. Что-то слышали.
