Подмосковный центр «Сахарово», одновременно и «миграционный», и «многофункциональный», оправдывает оба своих официальных звания. Мигранты могут здесь как легализовать свой статус (не так давно в давке за документами один из них скончался), так и пропасть на много месяцев в ожидании депортации. Граждан с уже имеющимися российскими паспортами свозят сюда по самым разнообразным административным обвинениям — от пьяной езды за рулем до участия в антивоенных пикетах.
Вероника Орлова попала в «Сахарово» после того, как поехала по редакционному заданию в Верховный суд, чтобы написать о кассации на приговор осужденным по «баймакскому делу». По дороге её задержали, доставили в столичный ОВД «Китай-город», после чего связь с Вероникой пропала. Позже её обвинили в неповиновении полиции. Согласно тексту протокола, Орлова «стала оказывать физическое противодействие, отказывалась идти, вырывалась», а также «ответила категорическим отказом на требования полицейских прекратить противоправные действия».
Мы попросили Веронику записать свои впечатления об увиденном в «многофункциональном» центре.
Палата №5
Я содержалась в той части «Сахарово», которая строилась во время эпидемии ковида и предназначалась для пациентов, а не для арестантов. Поэтому условия были вполне приемлемыми. Два новых корпуса друг напротив друга (правда, теперь между ними встроена клетка для прогулок). У нас и камеры назывались «палатами» — таблички на дверях никто не менял. Я сидела в женской «палате №5», на десять мест. Туалет был внутри, но в отдельном помещении. Душ с горячей водой семь дней в неделю. Такие условия не во всем центре, конечно. Например, у мужчин, насколько я знаю, всего один банный день — воскресенье.
Кстати, у нас в туалете стояла видеокамера. Меня убедили, что она просматривает только двери и умывальник, но как на самом деле — не знаю.
Политические хулиганы
Когда я заехала, из восьми человек, находившихся в камере, только у одной женщины было не политически мотивированное обвинение. Она отсидела пять лет за убийство — по ее словам, бытовое — и теперь ее арестовали на пять суток за нарушение надзора. К слову, это самый маленький административный срок среди всех, кто сидел со мной.
Тем, кто так или иначе был задержан по политическим мотивам, давали от 13 до 15 суток — в основном за неповиновение сотрудникам полиции и мелкое хулиганство. Мы в шутку называли нашу камеру «хулиганской». Но статьи — это формальность, при желании можно пришить любую. Суть в мотивах.
Когда я только приехала, первый вопрос, который мне задали в камере: «Тебя проверяют на связь с ВСУ?».
— Нет, — отвечаю.
— Тогда у тебя родственники в Украине?
— Нет.
— Ну ты с кем-то общаешься из Украины?
— Да нет же!
Минимум четырьмя девушками из моей камеры занималась непосредственно ФСБ. Это поражает.
«Карусели» и допросы в спецприемнике
Я, разумеется, знала, что существуют «карусели» [когда арестованного в день освобождения задерживают снова, придумывают ему новое обвинение и отправляют обратно в спецприемник, — прим.]. Но не предполагала, что это явление настолько массовое. Одно дело — знать или даже писать об этом, и совсем другое — находиться бок о бок в камере с девушками, две из которых уже находятся на «каруселях», а еще две ожидают той же участи.
Одну из этих девушек (не буду называть настоящее имя, обозначим ее Лизой) задержали вместе с отцом — вроде как для проверки на шпионаж. После этого обоих административно арестовали и отправили в «Сахарово», где они находятся уже три месяца. За что — непонятно. Каждый раз при выходе из спецприемника дочь и отца задерживает СОБР, проводит допросы с пристрастием — и все.
Лиза рассказывала: «Моего папу били током 12 часов. А меня били током три часа, у него на глазах, и это был третий раз в моей жизни, когда я видела, как он плачет». При этом никаких уголовных обвинений им на данный момент не предъявляют. Даже в диалогах с операми им не говорят, чего от них хотят.
Еще одна женщина, которая сидела со мной, встречала в аэропорту своего брата, который прилетал из Турции. В аэропорту их и задержали. Потом отправили в «Сахарово»: ее — на пятнадцать суток, брата — на четырнадцать. Когда брат выходил, на день раньше сестры, его встретили люди в масках, посадили в черную машину и увезли. Сестра сидела еще сутки, уже зная, что произошло. Было ощущение, что мы провожаем ее на казнь. Когда за ней пришли, я даже не смогла смотреть на эту сцену: обняла ее на прощание и отвернулась. Но она все же нормально вышла. А вот брата 28 мая отправили в СИЗО, обвинив в участии в террористическом сообществе.
Изгнание Евы
После двух «карусельных» арестов в СИЗО отправили сидевшую со мной в камере Еву Адельманскую, 24-летнюю выпускницу РГГУ. Первый раз ее задержали 20 апреля. Пришли к ней домой с обыском из-за того, что в ее квартире какое-то время жила девочка, которая, по словам силовиков, связана с ВСУ.
Самое ужасное в истории с Евой — это то, что она максимально аполитичный человек. Сам по себе факт, что ее закрыли по уголовной статье о возбуждении ненависти, не укладывается в голове. Ты думаешь, что репрессивная машина, какой бы страшной она не была, работает хоть по каким-то правилам, но их нет. У Евы во время обыска изъяли телефон и что-то там нашли, вообще не связанное с той девочкой.
Окно в мир
Из окон некоторых камер видно то место, где арестованные выходят на свободу. Там же их сажают в полицейскую машину, когда «каруселят». Потом в прогулочном дворике те, кто видел то или иное развитие событий, рассказывают, что произошло.
Еще мы пытались общаться между камерами с помощью записок, но это пресекалось. В основном всю информацию получаешь на прогулке. Так мы узнали, например, что один мужчина не выходит из «Сахарово» уже девять месяцев. Он предприниматель. По его словам, его могли «заказать» конкуренты.
Незваные гости
Силовики постоянно приезжают в «Сахарово», допрашивают кого-нибудь. Бывает, уводят из камеры утром, а возвращают только под вечер. Семь-восемь часов допроса.
С Евой так было, с Лизой. При этом их хотя бы в другой корпус отводили, а вот еще одну женщину (она просто заехала в Россию на машине с украинскими номерами) увозили на автозаке в Троицк.
Я одна из немногих, к кому силовики не приезжали. В этом смысле спокойно отсидела. Но все равно: каждый раз, когда ты слышишь свою фамилию, когда из камеры тебя куда-то вызывают, наступает жуткий мандраж. Потому что куда именно и зачем — сотрудники тебе не говорят, как бы ты ни просил.
«Сначала я натяну его, а потом тебя!»
Сами сотрудники «Сахарово» — зачастую совсем молодые парни, 20-25 лет. Большинство из них вполне адекватные, ну или нейтральные. Конечно, были и те, с кем не хотелось бы больше в жизни пересекаться, но таких немного.
Мне запомнился один из начальников смены. У него были большие голубые глаза, и топорщащиеся уши, как у известного всем нам Алексея Окопного. У нас в «палате» открывались окна, и девчонки пытались общаться через них с другими камерами. Однажды кто-то из мужчин передал таким образом Лизе полотенце. После этого к нам влетел этот начальник — и очень грубо сказал Лизе: «Сначала я натяну его, а потом тебя!». Это было сказано так серьезно, что впечаталось в мою память очень сильно.
Вредное чтение
Мне тяжело давать советы на тему «как себя вести» тем, кто может попасть в «Сахарово». Я сама не до конца отошла от этой ситуации. Разве что — сидя в камере, не читайте антиутопии. Вообще старайтесь по возможности себя не накручивать. Я в какой-то момент так себя накрутила, что реально поверила в то, что не выйду отсюда никогда. Хотя объективных оснований так думать не было. От того, что себя накручиваешь, легче точно не становится.
