На акции «Полдень против Путина» в Подмосковье участника задержали за «неправильный» бюллетень в урне.
Роман был задержан 17 марта 2024 года на одном из уиков Красногорского района после того, как проголосовал на своем участке и вышел поддержать акцию «Полдень». Причиной задержания стали надписи на бланке, задержавшие Романа полицейские назвали его экстремистом и угрожали. В участок активист поехал в сопровождении автоматчиков. Нам удалось с ним поговорить и выяснить подробности задержания.
Имена и некоторые подробности изменены в интересах безопасности активиста.
— Здравствуй, Роман! Ну, рассказывай приключения.
— Хорошо. Рассказываю подробно. Живу я в Подмосковном Красногорске. Тут совсем маленький избирательный участочек в моем районе.
В общем, открепился я на госуслугах от прописки своего родного города, чтобы проголосовать. Пошел.
Это вторые выборы президента в моей жизни. Первый раз я в 2004-м ходил, тогда за Хакамаду. Мне был 21 год. Давний сторонник Алексея Навального, поддерживал его где-то с 2010-го года, ещё со времен ВК, когда «Роспил» был у него ВКонтакте, «Росяма» — вот эти все. И потом уже ФБК, когда появилось.
Следил за всей этой движухой, конечно.
Ездил встречать во Внуково.
Когда случилось то, что случилось — война 24 февраля, убийство Навального вот сейчас, это, конечно, был большой удар. До сих пор, когда это все представляю, лишь только попадается в ленте — Навальный, Юля, у меня сразу комок в горле, слезы. Несколько недель у меня была какая-то жесткая апатия, депрессия. Это всё предыстория.
Наступили выборы. Полдень против Путина. Вот вчера, собственно, состоялся, 17 марта. Пошел я прямо без десяти 12. Поставил <галку> за Даванкова. Понятно, что все это был предсказуемый результат. Понятно, что Путин все нарисовал. Сейчас мы это уже знаем. Но все равно поставил. Ну, и решил написать эти надписи на бланке, потому что тут немножко личное.
— Надписи — огонь.
— Да, я не мог их не написать, потому что выборы раз в шесть лет, и два ключевых момента: «Нет войне», во-первых, ну и «Путин — убийца Навального».
В общем, описываю саму ситуацию.
Сразу, когда зашел, увидел двоих полицейских, которые присматривают за этим пунктом голосования. Встретились мы глазами с одним из них, буквально на долю секунды. Красное лицо с прожилками, злобное. На мгновение он увидел мой взгляд, с каким-то непрерывным что ли презрением посмотрел. Я просто увидел, от него такой неприязнью повеяло. Ну, это маленькое наблюдение.
Прошел мимо, дали мне бюллетень. Все голосовали-то быстро.
Я там, видимо, был белой вороной, потому что я хотел пожирнее это всё написать, в кабинке задержался. И, наверное, он как бы заподозрил что-то.
Потом я еще бюллетень сфотографировал — оказывается, они там всё это блюдут: не дай бог чего, на предмет экстремизма и прочего.
— А каким образом они блюдут?
— Ну, просто я оказался самым подозрительным. То есть я просто дольше всего пробыл в этой кабинке, потому что писал этот текст. Видимо, он обратил специально на меня внимание, потому что мы с ним встретились глазами еще в самом начале, когда я вошел. Поэтому он, скорее всего, решил подробно меня проследить.
Кинул я в эту щель бумажку, вышел. И там как раз образовалась очередь.
Потому что когда я приходил без десяти, никого не было, а тут как раз акция началась. И хоть небольшой этот избирательный участочек, но очередь уже вполне скопилась.
И в конце этой очереди я просто остановился, мы с родственниками переписывались. Я им отправил фотку — в знак солидарности. Собственно, я и сфотографировал ради этого, чтобы другу и родственникам отправить. Ну и задержался в конце этой очереди чуть-чуть.
Поднимаю глаза, вижу: быстрым шагом ко мне идет «товарищ милиционер» с глазами полными ярости. Просто хватает меня. Ненавидящим таким шепотом просто: «Так, ваши документы! Я видел, что ты там напихал!».
— Подожди, а как он может доказать, что это ты написал? Ну окей, ну кинул ты там что-то в урну…
— Потом у нас были диалоги. Я сначала хотел побыстрее откреститься, не показывал паспорт сперва. Это тоже его разозлило: «Так, пойдем со мной, тварь!» Короче, он меня по ходу дела оскорблял, мимо этой очереди протащил…
— То есть прямо силу применял?
— Применил, да. Уже достал наручники. Я, конечно, поначалу опешил. У меня первая реакция — как мантру, начал повторять: «На каком основании?» Вот это, знаешь, то, что обычно в таких случаях. В ответ звучало: «По первым требованиям ты обязан показать документы. Я имею право, если вы показались мне подозрительным…». Пока он тащил, он мне ещё в лицо говорил: «Сволочь! Я бы тебя за такие слова, то, что ты написал про нашего президента!.. Ты написал — убийца Навального. Да это сволочь, американский шпион!..» Короче, вот такой вот поток, пока он меня тащил. Тут же позвал своего коллегу: «Вот, написал на бюллетене: «Нет войне» и «Путин — убийца Навального»! Звоним в отдел давай! Документы не хочет предъявлять!»
Ну, в итоге я потом все равно показал им паспорт. В руки не дал, но они сфотографировали. Они уже начали звонить туда. И тоже начали повторять уже свою мантру:
«Написал: «Путин — убийца Навального», «Путин — убийца»!..»
И дальше получилось так, что мы — я и два вот этих полицейских — стояли, ждали. Они уже вызвали за мной Росгвардию, как мне сказали. Которая ехала по пробкам час где-то, даже больше часа. Потому что у нас тут на Пятницком шоссе, в Красногорске всегда пробки, хоть и воскресенье.
И вот пока мы стояли, у нас был диалог, в котором они повторили всю методичку, всё вот это. Они меня спросили: «Вот чего вы добиваетесь, вы, либералы, что хотите доказать там?!».
Я уже немного осмелел и говорю, что достал уже, пятый срок. Тоже сказал основной тезис, про границы девяносто первого года и всё такое.
— Так, а ты подтвердил, получается, что да, ты это написал, или что?
— Нет, я не подтверждал.
То есть, мы говорили об этом: «Почему вы залезаете в этот ящик, нарушая тайну голосования, которое должно быть анонимно?».
«Ой, да я знаю, я же видел, что это ты написал, это ты, ты, ну чо ты!..».
Может быть, там этот лист так как-то упал, что можно было увидеть. А может быть, он открыл. Даже скорее всего — он открыл, потому что потом даже выходила из участка сотрудница, он о чём-то с ней советовался. Видимо, он попросил ее, эту сотрудницу УИКа, достать. И продолжает: «Да это ты написал! Хочешь — проведем экспертизу?!».
То есть, понимаешь, он целенаправленно следил за мной, за моей кабинкой, увидел, либо попросил достать этот листочек. Поскольку я, видимо, единственный был такой на этом участке, который там долго задержался в кабинке, что-то фотографировал, естественно, ему нужно выслужиться, позвонить и так далее.
Видно было, что он такой абсолютно искренний турбопатриот, еще и пьющий явно: физиономии у обоих были соответствующе окрашены. Такие абсолютно классические лица. Новая элита России. Я как будто сразу попал немножко в такой роман Оруэлла, сразу какая-то дереализация пошла.
То есть, я представлял, что это все, конечно, абсолютно примитивно, всё насквозь зазомбировано, запропагандировано.
Но в реальности это оказалось просто каким-то там романом Сорокина, Хармсом. Абсолютно какой-то паноптикум.
Короче, они позвонили куда-то — в отдел по экстремизму, что ли? Доложили всем там. И пока мы стояли час, пока в пробках ехала машина Росгвардии за мной, мы с ним вот так перебрасывались репликами.
И получилось так, что один из них был довольно молчаливый, такой «злой полицейский» — Игнат Александрович (ФИО полицейского есть в распоряжении редакции), который все эти вещи мне и говорил, а второй оказался помоложе, пообщительнее, такой «добрый».
И он тоже шуточки всякие вкидывал, что «вот сейчас Росгвардия приедет, мы-то добрые, как бы. А там, ребята — у них карт-бланш нормальный, мордой в пол, все дела, хе-хе».
В общем, этакая токсичная маскулинность тоже проявлялась у нас в разговоре.
И в споре, конечно, тут же выскакивали все эти тезисы, когда я говорил, что «мы напали, границы 91-го года…» — сразу же в ответ: «А США, америкосы?! А когда они бомбили Югославию, а когда Ирак, а когда Афганистан?!» — по классике.
Ну, там всем досталось. По Зеленскому прошлись: «Это что, клоун стал президентом! Хоть бы сменил свою майку, ходит в одной и той же, клоун, попрошайничает…»
Прошлись по Зеленскому, по США, потом просто хамство началось, как в фильме «Такси-блюз» (фильм Павла Лунгина, 1990).
Спросили у меня: «А ты кто там, артист?» Я сказал, что да, я — актер театра. На это началось: «Да развелось артистов! Ну, если вот ты в политике так разбираешься, хочешь изменить там что-то, так вот иди в политику тогда, что ты там сидишь у себя под сценой!» Выяснили, что я на гитаре играю, и завели: «А ты знаешь, что Путин наш, Владимир Владимирович, любит гитару, музыку слушает?» Я говорю: «Владимир Владимирович не гитару любит, а власть. И дворцы строит!» Такое вот я тоже ему вкинул.
Короче, вот такие вот разговоры были токсичные.
В основном, говорили мы со вторым, который помоложе, и он, конечно, всё задвигал про США, про то, что всех надо в кулаке держать, иначе слишком много свободы, вот это всё.
А второй иногда вбрасывал такие фразы: «Да, Одесса всегда был русским городом!». И на мой вопрос: «Ну, а что дальше? Предположим, захватите Украину, а дальше что пойдет? Польша?», просто тупо бубнил: «Одесса, Харьков всегда русские города были!..».
Про НАТО ещё. Я им говорю: «И что дальше? Если мы начнем войну с НАТО? Какой у нас выбор — что, ядерным оружием?». И на это с абсолютной уверенностью: «Да, конечно, ядерным оружием долбанем!» — «А если они в ответ?» — «Ну всё, тогда пиздец, апокалипсис!». Типа, настрой такой, что назад дороги нет. Раз уж начали, мол, говорит, то всё, надо доводить дело до конца. И про то, что напали: «Да, мы нарушили границу, но для того, чтобы…» — и вот эти все тезисы про «восемь лет Донбасс», «русский язык притесняют-запрещают», «неонацисты-укронацисты»… всё по классике. Абсолютная смесь зомбированного сознания с конспирологией: США, которые хотят раздербанить Россию, которым нужны ресурсы, лаборатории, США, «цветные революции». Ющенко вспомнили.
— А туалеты?!
— А, ну да, да! Тоже там про Францию, про Европу. Я говорил про необходимость сменяемости власти, а он: «Если власть будет меняться —мы видим вон в Европе, как меняется власть! Сразу вот эти свободы, сразу куча геев, гендеров… Слишком много свобод! Ты знаешь, как Римская империя развалилась? Знаешь, почему? Думаешь, это из-за варваров? Не-е-ет! Это у них там разврат начался в головах! Начали друг с другом совокупляться, мужеложество — вот так вот Римская империя и рухнула! Почитай историю! Историю почитай!».
Сталина тоже вспоминали. Я его с Путиным сравнивал по части культа личности — когда Сталин умер, культ личности развенчали, а они говорят: «Ну, время покажет. Мы увидим ещё, кто был прав». Короче успели вспомнить всё, начиная от Римской империи!
— Да-да, сколько раз в день мужчины думают о Римской империи?
— Вот-вот, точно! А ещё там были такие подробности от этого Игната: «Вот, я признаю такой закон, что большая рыба ест маленькую рыбу. Только закон силы!»
— О, социальный дарвинизм!
— Да-да-да! У них абсолютно имперско-пропагандистско-конспирологическая такая методичка.
Ещё они наконец обратили внимание, что очередь собралась: «А что это? Что это за очередь?». Я говорю: «Вы не знаете? Акция, Полдень против Путина». «Полдень против Путина? Нет, чот не знаю. И что это вот — такой жест, очередь, типа, показать?». «Ну, да», отвечаю. И, пока мы этот час разговаривали, практически, эта очередь была. Потом она начала иссякать. И они такие: «О, и всё, вот и весь протест ваш! Всё!». По Навальному и его убийству тоже проехались: «Ты думаешь, что он по своей воле вернулся? Конечно же, Госдеп, Америка, деньгами накачали, потому что человек — сам по своей воле — ну, не может вернуться, это все Запад! Ну, а умер, да, случайно…».
— Слушай, слушай, это такой оксюморон. То есть, они проговариваются, да? Они сами признают, что человек по своей воле в эти райские кущи вернуться не может хотеть? То есть, если бы они задумались о том, что именно они сказали, интересно бы вышло, правда?
— Абсолютно. Они говорят: «Ну ты что, ты думаешь, по своей воле?..». Они даже не могут просто представить себе героизм, вообще какую бы то ни было идейность.
— Ну, слушай, это их так воспитывают, накачивают. Те, которые нас ловили после митинга против мобилизации, они тоже сидели и аж шипели: «Кто вам платит, сколько вам платят?!» — вот это вот все. Это у них шарманка такая.
— Вот-вот, и меня тоже подозревали, что: «А вдруг ты там шпион?! Вот что это у тебя за фамилия такая, а?! Это что?». Ну, я начал говорить, вроде как в шутку, что да, на одну восьмую часть литовец. Они сразу стойку сделали: «Литовец?!».
Ещё сказал, что на другую восьмую часть я поляк, на четверть украинец. И от них моментально: «О, ну, все понятно, полный набор этих всяких вражеских стран! Конечно, понятно!».
В общем, сейчас, говорит «злой полицейский», приедет Росгвардия, и я спрашиваю — куда, мол, повезет?
«Куда-куда! Проверять по базам, нет ли тебя в розыске, нет ли ещё чего». Я предложил: давайте дистанционно проверяйте, вот паспорт, сфотографируйте. Но те ушли в отказ: «Нет, нет, сейчас приедут ребята, росгвардейцы…» — таким многообещающим тоном. То есть, они на протяжении этого часа меня, что называется, на понт брали. Через шуточки так пытались запугать, что вот-вот, приедут, приедут — и мало не покажется. Но я старался держаться спокойно, свои тезисы им озвучивать. И вот так провели больше часа. Эти двое, сконцентрировавшись на мне, вообще перестали следить за порядком. А там давно очередь скопилась, что-то происходит.
Разве что, периодически они выхватывали из окружающего пространства то одно, то другое доносящееся слово. Например, в толпе прозвучало «НКВД». О, ушки навострили сразу, пошли к сказавшему это допытываться: чё да чё. Слово «Навальный» — всё, для них это уже — как для быка красная тряпка. Они туда бегут. А потом быстро обратно.
Собственно, всё то время, что мы там стояли, все усилия были на мне.
— Ну, может быть, ты, таким образом, помог остальным, что больше никого не задержали, только тебя.
— Возможно, возможно. Потому что по всей Москве около полтора десятка задержанных было. Вот, я один из них. Скорее всего, я единственный в Красногорске, в этом районе. И, наверное, самый такой жесткий из задержанных. Потому что, да: стояла эта очередь, а они пасли меня. То есть, они вызвали двух росгвардейцев, которые ехали по пробкам сюда. Потом мы по пробкам ехали туда, в далекий ментовской участок.
Пока стояли, я успел написать одно сообщение — знакомому своему, с которым лет 15 общаемся. Полезное, как говорится, знакомство (данные «знакомства» тоже есть в распоряжении редакции). Так вот, отправил ему в WhatsApp имя, фамилию этого товарища. Один майор и один капитан, эти два товарища.
Потом он мне перезвонил, и я спокойненько рассказал. Одному из полицейских трубочку передал. Ну, тот начал как-то оправдываться, что не получится меня прямо там отпустить. Сказал, что он уже доложил начальнику отдела. Короче, они уже успели просто слишком многим шишкам сказать про меня.
— Что экстремиста поймали, да?
— Ну, да, да, да. Это им важно, конечно же, выслужиться. Я там был звезда этого участка. Видимо, он что-то всё-таки сказал — потому что они проговорили примерно минут пять — чтобы меня побыстрее отпустили.
Но все равно. Приехала «Лада-калина» Росгвардии, и в ней шофер и два росгвардейца с автоматами наперевес, на секундочку. Конечно, всё это ради меня.
— Ну, так ты же «экстремист», знамо дело!
— Да-да. И эти росгвардейцы оказались единственными нормальными. То есть они хотя бы «не бычили». Перед посадкой в машину попросили выложить всё из карманов на капот машины. Ну, я уже не стал пререкаться, просто молча всё это выкладывал. Ехали тоже долго: минут сорок. По бокам от меня — парни с автоматами. Ну, они такие, видимо, вообще пофигистичные: я не «бычил», и они тоже не «бычили». Так, периодически только на меня поглядывали: всё ли нормально.
Больше всего боялся, что заберут телефон из рук. Потому что, если откроют мессенджеры, телеграм — ну, все, капец. Там подписки на «Дождь», Невзорова, Максима Каца…
Я знаю, что такие ситуации бывают очень часто. И там уже всё.
Думаю, если бы я не позвонил этому другу, возможно, так бы и сделали. Возможно, у меня бы там и даже «нашли» наркотики.
Потому что этот майор, который с искаженным лицом просто шипел мне в ухо у участка, поначалу жестко угрожал. Я так понимаю, я его чуть ли не лично задел вот этой надписью, что Путин — убийца. Это для них просто источник ненависти такой ко мне: «Я бы тебя урыл за эти слова на нашего президента!». Поэтому я предполагаю, что там бы они, скорее всего, может быть, и побольше силы потом применили. И задержали бы, и еще помучали побольше часов. Уже в этом отделе.
Когда меня привезли уже, конечно, сфотографировали и в профиль, и анфас, как заключенного.
И взяли мазок изо рта — проверить на наркотики. И внесли в список так называемых «неблагонадежных граждан». То есть всё равно, короче, я попал в эти списки.
В отделе тоже у всех были специфические физиономии, пьющие какие-то, как на подбор. Спрашивали там, как я отношусь к действующей власти. Я честно сказал, что плохо отношусь. Отрицательно. Они давай уточнять: «Ну, как плохо, насколько? Не радикально?». Я невольно рассмеялся, на что получил реакцию: «Ну, чего вы усмехаетесь там? Радикально — в смысле, в митингах не участвуете? Диверсионные группы там какие-нибудь?».
— А, то есть, у нас митинги уже приравнены к диверсионным группам. Круто, ну-ну.
— Да, да, да. Вот это он сказал через запятую, да. Митинги, участие в диверсионных группах.
Ну, это все на словах, не под протокол, когда я уже беседовал с самим этим начальником. И он единственный был, кто у меня паспорт взял из рук. Жестко так. До этого я просто из своих рук показывал, они фотографировали на телефон. А этот всё-таки вынудил. Я что-то попытался возмутиться, но он меня оборвал тоном, не терпящим возражений: «Чё это?! Ну-ка давай сюда!» и взял паспорт силой. Ну и всё, потом мы с ним уже в кабинет проследовали, где он как раз спрашивал отношение к действующей власти.
— А после этого отпустили, да?
— Ну, после этого, да. Чуть-чуть помариновали ещё попусту — я очень хотел в туалет. Мы пока ждали, пока ехали, много времени прошло.
— И получается, что ты вышел без протокола?
— Нет. Что-то там они завели. Но спросили: «от разъяснений отказываетесь?». Потому что по закону я могу отказаться — и я отказался. Я, в принципе, старался ничего такого не говорить, потому и от разъяснений отказался. Просто сказал, что негативно отношусь к действующей власти, но не радикально настроен. Но, повторюсь, это было не под запись.
— Просто мне очень интересно, если они что-то завели, то на каком, спрашивается, основании? Это же всё-таки тайна голосования. Они не могут доказать, что это был именно ты. И никто не видел, как ты это писал. Ну, да, графологическая экспертиза, но это тогда будет новый уровень дна.
То есть, нарушая тайну голосования, проводить графологическую экспертизу, кто там что написал. То есть, если они попытаются тебе что-то предъявлять, то мне очень интересно, по какой статье..
— Я думаю, они могут найти любые статьи.
Я не знаю, вот если бы я не написал знакомому, что бы они там выдумали. Но, повторю, выходила к ним еще эта сотрудница УИКа, улыбалась. Может, они вытащили этот бюллетень и забрали — к делу моему подшили вместе с этими надписями, черт его знает, я не видел.
— А ты всё-таки что-то подписывал в участке?
— Да, в самом конце. Но там просто мои данные. Там ничего не было про экстремизм. Я, помню, спросил, что это. «Ну, это вот списки, конечно, списки» — ответил тот, кто меня фотографировал и мазок брал, вежливый такой. То есть, они не сказали, какие конкретно. Я так понимаю, это просто я расписался на каком-то своем деле.
— Ну да, ты расписался в своей неблагонадежности. Экстремизм-то — это серьезная статья, а им сейчас, небось, «палок» много понадобится. Я бы на твоем месте действительно подумала о какой-нибудь солнечной стране.
— На словах он сказал: да, лучше, говорит, по таким поводам не попадаться к ним. Типа, это такой самый серьезный и самый болезненный повод.
— Слушай, ну фиг знает, что теперь из этого может быть. Всякое может.
— Ну, да. Вот, за Надеждина подписи собирали, там тоже куча граждан попали. Может быть, система распознавания лиц как-то будет теперь меня распознавать где-то. И если я в следующий раз попадусь, то, когда будут проверять по этим спискам, увидят, что я вот в этом списке есть. Если сначала проверяли, меня там не было, то теперь вот, пожалуйста, я вот в этом списочке.
Запомнились мне, в общем, эти выборы. Честно говоря, да, вчера очень смешанные были чувства. Неприятные. Какие-то даже панические атаки накатывали. То есть, я держался там четко, старался не показывать ни страха, ни паники никаких, но когда домой пришел, у меня под вечер началась настоящая тряска, чувство какой-то мерзости, как будто я окунулся в максимальный негатив, максимальную токсичность.
