«Экономическое дело» против Сергея Фургала возбудили осенью 2021 года, когда экс-губернатор уже находился в СИЗО «Лефортово» по обвинению в организации убийства. Вместе с ним по этому делу проходят еще 9 человек.
Фигурантам вменяют хищение средств металлургического предприятия — завода «Амурсталь» (ООО «Торэкс-Хабаровск»). В числе подсудимых, кроме самого Фургала и юриста предприятия Николая Шухова, — консультант по финансовым вопросам, замдиректора по безопасности, финансовый директор и главбух завода. Всех их обвинение считает участниками преступного сообщества.
Процесс рассматривается в Бабушкинском районном суде Москвы и проходит в закрытом режиме. Дело составляет порядка 300 томов, из них только 30 — обвинительное заключение Фургала.
По версии следователей, в 2017 году Сергей Фургал, являясь депутатом Госдумы РФ, создал преступное сообщество, чтобы незаконно участвовать в коммерческой деятельности предприятия, украсть активы АО «Российский банк поддержки малого и среднего предпринимательства» и совершить иные тяжкие преступления против имущества. Общий размер ущерба составляет примерно 4 млрд рублей.
Итоговое наказание, которое может грозить экс-губернатору, превышает 20 лет лишения свободы. Сам Фургал неоднократно высказывался по факту возбуждения данного дела, считая его местью олигархов за попытку отстоять завод от разграбления. За все время следствия главного обвиняемого ни разу не допросили, не ознакомили с материалами делами и подвергали угрозам за освещение процесса.
SOTAvision поговорила с экс-губернатором о том, какие события предшествовали «экономическому делу», кто на самом деле виноват и как сам обвиняемый видит этот процесс.
Давайте обсудим дело. С чего все началось?
С одной стороны, все просто и банально. Но все простое превратили в особо тяжкое преступление.
В городе Комсомольск-на-Амуре есть металлургический завод — самый большой на Дальнем Востоке. Завод плавит металлолом, а вокруг сотни небольших предприятий, которые поставляют ему сырье, материалы и прочее.
Примерно с 2008 года завод находился в процессе банкротства. В 2016 году им предложили заняться предприятию ГК «Торекс», которое отвечало за сбор и подготовку металлолома и очень хорошо подходило для такого завода. Итак, с одной стороны стоял ГК «Торекс», а с другой — Павел Бальский с банком «Восточный», который должен был дать инвестиционный кредит на приобретение завода. Все проходило под контролем центра.
В задачи Бальского входили кредит и оборотка, в задачи хабаровской стороны — сырье и управление процессами, а задача завода сводилась к непосредственному производству продукции. Естественно, хабаровская сторона все свои активы отдала в залог банку. И тут сразу начались «чудеса» в банке «Восточный».
Гражданская жена Бальского была вице-президентом банка. После того, как хабаровская сторона влезла в проект, им «предложили» отдать 50% всех активов Бальскому. Предполагалось, что в процессе работы он заплатит за эту половину.
У Николая Мистрюкова [хабаровский предприниматель, госмедиа называют его бывшим бизнес-партнером Сергея Фургала — прим. ред.] осталось 25% активов; столько же было и у Ларисы Стародубовой [бывшая супруга Сергея Фургала — прим. ред.]. Но доля Стародубовой сразу передавалась в управление юридической компании, которой распоряжались Мистрюков и Бальский. Сама Стародубова не специалист, поэтому сначала все выглядело логично.
Однако, стоило сторонам вступить в сделку, банк «Восточный» вдруг отказался давать деньги на оборотку. Он перечислил деньги только за покупку предприятия.
Далее возникла другая проблема. Сам Бальский жил в Москве, а его жена (первая, или законная) в Германии. Бальский, конечно же, хотел продать завод, а хабаровская сторона была заинтересована в продолжении его работы — им уезжать было некуда. Кроме того, покупателем собиралась выступить иностранная компания, которая в случае покупки планировала изменить профиль предприятия и организовать коксохимическое производство. Люди в таком случае остались бы без работы; также следовало учитывать, что предприятие находится под контролем президента и попадало под указ о сохранении. Бальский бы спокойно уехал, а вот хабаровской стороне пришлось бы все это объяснять.
В этот момент вдруг арестовывают и обвиняют в преступлении 2004 года Мистрюкова. Он, конечно, все отрицает, но как-то так происходит, что он продает долю во всех своих предприятиях за 350 млн рублей (при этом их реальная цена — 2,5-3,5 млрд рублей).
Сделка прошла в СИЗО Лефортово. Там же Мистрюков вспоминает, что действительно совершал преступление, но не один, а с действующим губернатором Хабаровского края. Его прощают и отпускают на свободу. Суда до сих пор не было, да и уже вряд ли будет.
Арестовали Мистрюкова 19 ноября 2019 года, доли он продает в том же месяце, — а документы для продажи оформляют в конце декабря. Как только Мистрюкова задерживают, единственным человеком, который может управлять заводом, становится Бальский.
Доля Стародубовой находилась в управлении юридической компании, которую возглавлял Мистрюков. Бальский меняет гендиректора на заводе и ставит на это место Григория Фрейдина. Тот, в свою очередь, назначает и.о. гендиректора — и на свет появляются приказы вида «Все договора на покупки считать недействительными» [именно Григорий Фрейдин перед своим допросом попросил закрыть судебный процесс от СМИ и слушателей, опасаясь за свою безопасность; в настоящий момент дело слушается в закрытом режиме — прим. ред.].
Компании, поставляющие заводу сырье, имеют кредиты. Разрывы контрактов вынуждают их обратиться в арбитражный суд. И тут происходит еще одно чудесное совпадение — бухгалтеров и руководителей просто арестовывают по подозрению в подготовке к совершению преступления и мошенничеству. Скажете, что так не бывает? Никогда не бывало, а сейчас факт налицо.
Арестовывают всех этих людей 9 июля 2020 года. Губернатора — тоже 9 июля 2020 года, но по другой статье. Будем считать это просто случайностью.
30 декабря 2020 года следователь выходит с ходатайством в суд и арестовывает счета, активы и имущества всех предприятий, которые работали с заводом. В том числе тех, которые имеют кредиты. Круг замкнулся: теперь они физически не могут ничего выплачивать. Через несколько месяцев, 1 июня 2021 года, следователь возбуждает уголовное дело об организации преступного сообщества (ОПС) и мошенничестве.
Как следователи связали с этим делом вас: кто именно из свидетелей дал показания против вас? Кто-то из свидетелей в своих показаниях говорил о создании преступного сообщества — или это выводы следствия?
Для меня это тоже загадка. Ну очень им хотелось.
Первичное дело о подготовке к мошенничеству возбудили 9 июля 2020 года, про ОПС и мошенничество — 1 июня 2021 года. Мне вручили постановление о том, что я выступаю в качестве подозреваемого, 25 октября 2021 года в СИЗО Лефортово, 29 ноября было обвинение и 30 ноября — постановление по 217 УПК, ознакомление с материалами дела.
Естественно, меня никто не допросил, следственных действий не проводилось, с материалами не ознакомили. Все как в плохом кино. Только при беседе сказали, что в отношении хабаровчан возбудили ОПС. А что за ОПС, если нет руководителя? Ну, вот так и назначили.
Насколько я знаю, Мистрюков заключил два досудебных соглашения. Я их не читал, но на первом суде он сказал, что компании принадлежали ему и что открыты они были в начале 2000 годов на его деньги. Сейчас в обвинении звучит, будто компании не его. Дождемся допроса.
Все, кто сидит в клетке, за исключением трех человек, являются его сотрудниками, которые работали у него более 10-15 лет.
Кто дал показания, что именно вы являетесь бенефициаром группы компаний «Торэкс» и входящих в нее ООО «Строитель», ООО «Скрап Фар Ист», ООО «Дальневосточный монолит», а также что вы управляли ими лично через ряд доверенных лиц? Кто, согласно позиции следствия, являлся этими доверенными лицами?
Конечно же, никто не мог дать таких показаний. Это так решили следователи. Я точно не являюсь никаким собственником данных компаний. Это так же очевидно, как то, что утром мы встречаем рассвет.
Следствие считает, что я управлял через доверенных лиц, а именно через Стародубову, Мистрюкова и других. Доля Стародубовой была в управлении юридической компании и это даже следствие признает, а Мистрюков с ноября 2019 года в СИЗО — вот я тоже хочу знать, через кого я управлял. Единственным собственником является Бальский.
Почему двое из подсудимых не под стражей? Какие они давали показания? Кто именно из подсудимых подписал досудебное соглашение? Наконец, кто из десяти подсудимых признавал на следствии — и сейчас признает — свою вину хотя бы частично?
Как я понял, они на домашнем аресте. Женщину-бухгалтера я впервые увидел на суде, а председателя банка МСП видел один раз в течение 3-4 минут. Просто пока мало знаю, но думаю, что все впереди.
Какие показания дают Лариса Стародубова и Павел Бальский? Почему последний не является потерпевшим и признает ли он какой-либо ущерб для себя как юрсобственника долей?
Я уже говорил, что меня не допрашивали, не знакомили с материалами дела и я ничего не знаю о показаниях других людей.
Для примера, Бальского я в последний раз видел 28 сентября 2018 года. Конечно, чтобы что-то сказать, надо иметь событие преступления, а его просто нет. Бальский не потерпевший по простой причине — именно он организовал и забрал долю сначала у Мистрюкова, а затем у Стародубовой. До такого факта пока следствие не дошло.
В своих комментариях вы говорите, что пятнадцать предприятий работали 20 лет, а тысяча работников вдруг оказались ОПС, их имущество — в руках потерпевших. О каких именно предприятиях идет речь, кроме трех, на которые был оформлен кредит?
Завод — это большое предприятие, которое имеет много смежников. Те поставляют металлолом, известняк и много других составляющих. Это постоянный, безостановочный процесс.
Естественно, никто со всеми сразу не расплачивается. Когда Бальский в лице своего директора в одностороннем порядке разорвал все договора, то возникли большие проблемы. С одной стороны, предприятия не смогли получить по долгам и стороны не смогли сами выполнять обязательства. Соответственно, началась череда банкротств. Предприятия стали закрывать, их следствие обозначило как ОПС. Юридические лица имеют работников, которые вдруг стали преступниками. На суде прокурор зачитал обвинительное заключение и произнес, что завод являлся структурным подразделением ОПС.
30 декабря 2020 года было арестовано имущество следующих компаний — «Алькума», «Дальпромснаб», «Сталком», «Восток Лом», «МЕТАЛЛТОРГ-ХАБАРОВСК», «Неомакс бизнес», АО ДМК, «Митекс», «Амурметалл-ресурс», ХНПЗ, «Амурсталь» — и некоторых других. Все они работали с заводом, вот и получается, что все преступники. А Бальский со следствием вывели всех на чистую воду.
Каким именно имуществом завладели потерпевшие? Согласно справке Сидорова, недвижимого имущества было насчитано на 4 млн рублей; остальное имущество считается неликвидным, а три предприятия — банкроты. Все ли тут верно?
Во-первых, фактически украли 25%, принадлежавшие Стародубовой (кстати, ее доля находилась под арестом и следствие по закону обязано было ее сохранить). Получили весь завод: сырье, которое даже не было оплачено поставщикам, готовую продукцию, за которую завод получил аванс. Продукцию вообще продали другим людям.
На этот момент завод уже выплатил 2 млрд рублей инвестиционного кредита. Ну и почти 1,6 млрд рублей дивидендов и все остальное — техника, дополнительное оборудование. Все это Бальский получал через потерпевшего Фрейдина. А банк, который давал кредит, арестовал у людей личные вещи, машины, квартиры.
Все это не поддается логическому объяснению. Завод был покупателем кредита, но банк по какой-то причине решил не требовать погашения кредита заводом.
В чем, по мнению следствия, заключались признаки моделирования бухгалтерской отчетности со стороны ОПС?
Насколько я знаю из судов, аккредитив открывает экспортер и импортер. Это их внутреннее дело, оно касается гарантий оплаты за товар.
К кредиту МПС он точно не имеет никакого отношения. Кто открывал аккредитив неизвестно и какое он имеет значение относительно нас — тоже непонятно.
Мы все слышали в суде, что представитель банка Сидоров и проверка, проводимая в банке, полностью подтверждают, что документы на кредиты были правильные и хорошие.
В чем именно, согласно позиции обвинения, заключается мошенничество, злоупотребление доверием? Кто-то подтвердил, что перечисленные три компании вообще не собирались возвращать оставшуюся часть кредита в 1 млрд рублей? В чем, по мнению следствия, хитрая схема кражи средств, когда фактически половина объема кредита уже возвращена владельцу?
Как я понял из прочитанного прокурором, компании длительное время работали, платили налоги, брали и отдавали кредиты. Несколько десятков лет компании усыпляли бдительность банков, чтобы взять кредит; большую часть собирались отдать, а меньшую не отдавать, и так далее.
Это просто бред, издевательство, ничем не прикрытое. Мы слышали на суде, что компании до последнего момента платили за кредит — до дня, пока не остановили их работу.
В чем заключается ущерб для металлургического завода «Амурсталь»?
Никакого ущерба для завода нет, он и не заявляется. Новый гендиректор Фрейдин написал заявление на ущерб деловой репутации в размере 500 млн рублей, следствие его удовлетворило.
При этом факт — Фрейдин не имеет никакого отношения к металлургии и вообще на заводе появляется эпизодически, а все время живет и работает в офисе Бальского в Москве.
