Юля родом из Донецка, поэтому на момент полномасштабного российского вторжения уже знала, что значит потерять дом.
В Харьков она переехала в 2019 году, после окончания университета. Попробовала построить новую жизнь и у нее это получилось: появились новые друзья, работа, отдельное жилье, первые купленные билеты на самолет. Она наконец-то смогла строить планы на жизнь, которые рухнули одним днем. 24 февраля 2022.
«Жить в странах рядом с Россией я больше не хочу»
Двадцать четвертое не началось двадцать четвертого, потому что за неделю до этого ходило очень много слухов, всем было страшно.
Я помню, что мы не работали, а только обсуждали кто что знает и что делать «если», но так как я сама из Донецка, мне знается, что в такие моменты бессмысленно волноваться. Мы были из тех людей, которые заранее собрали вещи и документы. Поэтому когда 24-го я проснулась, как будто случилось то, чего все ожидали. И мы, видимо, не сразу проснулись, кажется, в полшестого где-то или в пять, услышали взрывы и я до последнего надеялась, что это салют. Я жутко боюсь салютов, уже давно. Но моя девушка сказала, что нет, это война — она полезла сразу в интернет.
Мы слышали, что бахает, но не близко, поэтому я понимала, что у нас есть еще какое-то время. И опять же… страшно было от того, когда ты видел в интернете, как быстро и близко все зашли. То есть привыкла, что сначала следует долгая артиллерийская подготовка и пока она пройдет, у мирного населения есть время что-то сделать. А здесь все было слишком стремительно. У нас не было машины на тот момент, мы ждали родственников, чтобы они приехали и нас забрали. И мы… одна из нас плакала. Я просто собирала вещи, достала большой чемодан и складывала туда вещи на дальнейшие сезоны, потому что знала, что это быстро не закончится. Взяла с собой все необходимые вещи на, наверное, месяцев 8-9.
Я готовилась к худшему и у меня с собой в дорогу был сухпаек, вода, протеиновые батончики, орехи… Еще фонарики, плед. Очень важная штука — плед. Как бы смешно это не звучало, но в такие моменты ты не знаешь, где будешь спать в ближайшее время. И поэтому хорошо бы позаботиться о том, чтобы тебе хотя бы было чем укрыться. Хоть я и сказала, что все этого ожидали, было очень неожиданно, что они пошли сразу на Харьков. Мы думали, что они из Донецка пойдут в сторону Харькова и где-то остановятся на каких-то территориях, которые они изначально подразумевали (Донецкую область). И вот страшно стало от того, что они с Белгорода зашли сразу.
У нас собака, и мы понимали, что нам нужно выгулять собаку рано утром, а вокруг взрывы. Мы вышли на улицу и смотрели на таких же перепуганных собачников. Все понимают, что сейчас придется ехать, неизвестно сколько ехать. Мы ехали 10 часов, потому что пробки. Ехали в четыре полосы, ехали по встречке, пару раз останавливались, чтобы пропустить технику (военную). Кто-то ехал полями, у кого-то ломались машины. Такое количество людей, такой поток. Было страшно на это смотреть. У многих в машинах были собаки, я узнала, сколько собачников живет в Харькове. У некоторых по 3-4 овчарки и очень сложно было останавливаться: все собаки в стрессе, сильно реагируют друг на друга.
Еще было страшно от непонимания, если это так быстро и стремительно началось, то докуда оно дойдет? Мы думали, что мы за 10 часов доедем до родственников в Полтавскую область, ну как оказалось, обычно мы доезжали за три. Непонятно, как быстро они дойдут и сможем ли мы надолго остаться у родственников или нам нужно будет только переночевать и опять ехать.
Дальше куда ехать мы не знали. Эта неизвестность очень пугала. У нас тревожная собака, далматинец, с ним невозможно находиться в закрытом помещении, со взрывами на улице где-то быть. В бомбоубежище с ним тоже не пойдешь. Полная неизвестность. Но у меня все равно была готовность к прыжку — ночевать в полях, пить воду по расписанию, запасаться спичками. Возникло ощущение после произошедшего, что они могут начать сносить города и надо будет успевать отбежать.
Все мои друзья, коллеги и знакомые просто просились к кому-то в машины к друзьям, потому что многие осознали, что в данном случае не квартира козырь, а средство передвижения. Любая машина, любой человек, который мог водить, становился большим плюсом и это давало возможность отбежать.
Тогда во мне зародилась мысль о том, что я больше никогда не хочу жить рядом с Россией, и поэтому мы решили уехать в Португалию. Настолько далеко, насколько могли. Когда так просыпаешься не первый раз в своей жизни за свои еще не 30 лет, то это too much. Я решила что больше не хочу испытывать судьбу. Жить в странах рядом с Россией я больше не хочу и не готова рисковать своими ментальными, материальными, физическими достижениями.
Это заставило меня впервые пойти к психотерапевту, потому что после первого отъезда из Донецка я как-то законсервировала свои чувства, а второй раз оно, видимо, вспыхнуло и ударило с большой отдачей, что было трудно устоять.
После этого жизнь не имела смысла, потому что опять столько бессмысленных смертей и жестокости… хотела бы сказать «беспричинной», но, наверное, нет причины, которая может оправдывать жестокость, честно говоря. Мы просто жили в новостях весь этот день и, наверное, следующий год. И впитывали эти тонны человеческого горя, потрясения и ненависти. И это до сих пор очень болит, это такая дата, которая важна для тебя, но не потому, что ты этого хочешь. Дата, которую тебе нанесли шрамированием на руку и ты ходишь с этой меткой, с этим знаком и помнишь про этот день, хотя… это, безусловно, памятная дата, но все началось гораздо раньше и это тоже страшно — осознавать, что это так долго происходит. Ты так долго в этом живешь и отдаешь туда себя, свои силы, свою семью. И это что-то большое, с чем ты как будто не можешь воевать, как человек, из-за масштаба.
Этот день подарил бессмысленность бытия. Уже не хотелось ничего достигать, ничего делать. Зачем? Оно опять придет и опять все у тебя отберет. Это как… как жить с абьюзером или в плену. Где ты знаешь, что есть кто-то, кто придет, кто-то большой и страшный. И лишит тебя всего, что у тебя есть.
