Все самое плохое, что происходит в России, начинается с Белгорода. Во время российского полномасштабного вторжений в Украину этот город стал «ситом» для обстрелов, щитом между зоной активных боевых действий и остальной частью страны. Сюда прилетели первые ответные дроны и ракеты. Белгородцы первыми узнали, что значит жить с паузами, реагируя на сигналы тревоги.
В городе сконцентрировано большое количество военных. При этом война ощущается здесь как что-то очень «обычное», «бытовое». Одни люди с утра бегут открывать кофейню, встают за кассу и ждут первых посетителей, другие в этот момент стоят с рюкзаками на углах улиц в ожидании военного автобуса. Они едут до границы.
«Раньше их [военных — прим. ред.] тут было не так много. Скопилось их тут вот перед тем, как на Харьков стали наступать. Местные либо дружны с ними, поскольку сами задействованы в помощи, либо стараются не обращать внимания на них и просто живут своей жизнью», — говорит жительница центрального района Белгорода.
Транспорт с военными никак не маскируется. Сразу видно, кто там. Некоторые автобусы раскрашены под камуфляж. Автобусы, развозящие в область заводских рабочих, старенькие, из окон выглядывают в основном мужчины и женщины предпенсионного возраста.
Много в городе и пенсионеров. Местные жители рассказывают, что все больше молодых людей предпочитает переезжать в более безопасные регионы. «Я постоянно наблюдаю, как уезжают мои друзья. Раньше нас было много, сейчас из нашей компании остались я и еще один парень. И у него, и у меня тут работа и дополнительные личные обстоятельства, чтобы остаться», — делится с корреспондентом молодая девушка.
Белгород выглядит очень спокойным, уютным городом со своим антуражем. В глаза бросается обилие художественных мастерских, цветочных салонов, интересных памятников. Улицы засажены ароматными розами, кругом много зелени. Бетонные укрытия выглядят странно, но отчего-то очень естественно вписываются в городские локации.
Реклама войны буквально везде: «Мое дело. Служба по контракту в вооруженных силах», «Несокрушимая сила единства. Служба по контракту РФ», «ОМОН ОСТРОГ приглашает на служба», «Престижная работа. Служба по контракту». Среди баннеров рекламы военной службы можно заметить редкие плакаты с рекламой кредита на поддержку бизнеса.
Центральные улицы выглядят безопасными: тут везде указатели до ближайшего убежища. Сами бетонные установки укрытий расставлены в метрах 300-500 друг от друга. Их так много, что на улице начинаешь чувствовать себя уверенно. Как оказалось, так не во всех частях города.
«Единение белгородцев на самом деле является только иллюзией. Единство можно отметить по отношению к “центру”, есть претензии к информационной политике. Москва делает вид, будто все под контролем, а журналисты не отписывают и половины того, что здесь происходит», — поделился с корреспондентом белгородец, который теперь служит военным.
Разбитые окна домов на Харгоре
В настоящий момент жители делят город на две части: район Харгоры (Харьковская гора) — это наиболее обстреливаемая часть города, — и «центр», куда не прилетает.
«Когда звучит сигнал тревоги, мы знаем, что он звучит больше для района Харгоры. Те, кто раньше там жил и смог перебраться в другую часть города, уже переехали. Остались в основном либо старики, либо те, у кого нет возможности переселиться подальше от обстрелов», — рассказывает местная жительница по имени Настя.
Девушка делится, что хоть центральная часть города и страдает от прилетов меньше, спокойнее жизнь там не становится: «Каждый раз, когда звучит тревога, нет желания проверять, долетит ли что-то сюда в этот раз».
Районы, словно сито пропускающие через себя обстрелы, заметны сразу. Вот ты переходишь дорогу — и сразу утыкаешься в здания, на стенах которых отпечатаны следы попадания осколков. Так на улицах Королева, Губкина, Щорса, Костюкова, бульваре Юности и других.
———
Во время прогулки по городу корреспондент SOTAvision застал первое оповещение ракетной опасности.
9:20 утра. Кругом заорала сирена. Почему-то рефлексом срабатывает желание лечь на землю, но берешь себя в руки и вспоминаешь статистику из новостей по реальным последствиям от прилетов на земле. Спокойно двигаешься к ближайшему подвалу. Рядом суетятся бездомные котята, тоже реагируют на сигнал и вместе с тобой тянутся к подвалу.
Тревога длится около 20 минут, но для тебя время пробегает быстро, потому что ты сосредоточен на моменте. Движение времени совсем не ощущается.
В небе слышатся выстрелы, видишь следы работы ПВО. Паники во дворе не заметно, люди как ехали по своим делам, так и едут. Никто не выскочил из машины и не побежал к укрытию вместе с тобой. Подъехала машина. Выходят пожилые мужчина с женщиной, подходят к подъезду.
— Вас впустить, может, внутрь?
— Не, спасибо. Я тут постою. А вы почему такие спокойные?
— За два года этого будильника наслушаешься и привыкнешь, — очень спокойно ответила женщина.
Тревога затихла. По улицам раздается голос мужчины. Из того, что он говорит, можно расслышать только «Граждане, сохраняйте спокойствие». Я решаю, что это конец ракетной опасности, поэтому отхожу от подъезда, чтобы продолжить свой путь. В этот момент прямо где-то над головой снова раздаются глухие удары. Не совсем понимаю, что это, поэтому снова иду к подвалу. Слышу повторно невнятный мужской голос вместо сигнала тревоги. Сажусь на лавочку, решаю посмотреть информацию в телеграм-каналах.
Мимо проходит пожилая женщина и возмущенно обращается ко мне:
— А чего ты сидишь, не прячешься? Как так?!
— А так вроде все закончилось, тревоги ведь больше нет.
— Как нет, разве не слышишь, как гремит. Сейчас осколки полетят. Надо прятаться. Мы на даче как-то вовремя с огорода убежали, хотя тоже думали, что все закончилось, и прямо на это место упал осколок. А что было бы, если бы остались на огороде?
— Ну вы ведь тоже не прячетесь…
— А я стояла там возле подъезда, ждала. Потом слышу, опять бьют. А я ж в поликлинику спешу, мне надо.
Оповещение о конце тревоги разошлось по телеграм-каналам минут через 20 после этого разговора. За этот день она прозвучала еще пять раз.
———
В двух зданиях по улице Королева соседствуют бургерная и пиццерия. Прилетает осколками сюда примерно раз в месяц, если верить сводкам белгородских телеграм-каналов. Стены пиццерии имеют повреждения, кое-где отсутствует плитка, а вместо стекол в окна вставлена пленка. На улице установлены столики и шезлонги, в которых остались дыры от обстрелов.
Стены ресторана стеклянные, но на них всего лишь пара трещин. Надпись на входе гласит «Бургерная ранена, но не убита». Посадка самая обычная для десяти утра в регионе — на двадцать свободных столиков занято около семи мест. Есть места с видом на улицу, но при обстреле можно пройти дальше в помещение, где окон нет. Имеется городская аптечка первой помощи.
Так работают все оставшиеся заведения в городе. Сигнал тревоги и обстрелы вынуждают всех несколько раз в день ставить свою жизнь на паузу. Эти паузы приходится делать неожиданно, но к ним привыкаешь.
«Еще прошлым летом улицы Белгорода выглядели совсем иначе. Было много уличных веранд, по вечерам из заведений играла музыка. Участились обстрелы, и по понятным причинам спрос упал. Кто-то посчитал логичным перевезти свой бизнес. Не все предприниматели остались довольны пакетом государственной помощи», — рассказывает Настя.
Обходишь здание ресторана и сразу видишь поврежденные стены домов и окон. Во дворе осталась стоять поврежденная машина: вся правая сторона в дырах от осколков. Выглядят они как следы от пуль.
Далее, на Губкина — это еще одна улица на границе между обстреливаемой Харгорой и центром, — повреждений на домах еще больше. Прямо на моих глазах ремонтируют вывески «Пятерочки» и аптеки, рядом перекладывают убитую плитку.
———
Мимо проходит женщина, недоверчиво смотрит, наблюдает как я фотографирую, и спрашивает:
— Вы не отсюда?
— Да, я журналист.
— Сразу видно. Молодые неместные к нам больше не приезжают.
— А вы почему остаетесь?
— А я не молодая. Куда ехать? Мне некуда ехать. Дети переехали подальше, а я не хочу. У меня тут подруги, моя квартира. Я уже старая, мне некуда бежать.
———
В окнах некоторых домов вообще больше нет стекол: их затянули пленкой. По словам жильцов, городские власти не успевают вовремя устанавливать новые окна, да и не все люди летом видят в этом смысл — случается, что несколько раз прилетает в одно и тоже окно.
«Мы сменили окна, поставили сами новые. Без государственной помощи. Целыми они простояли где-то неделю, а потом снова осколками все выбило», — рассказала жительница одного из домов.
Когда люди говорят о повреждениях своих домов в результате обстрелов, они не винят кого-то конкретного или даже войну. Об обстрелах рассказывается как о некой «небесной силе» или «случае». Словно это природное явление, которое происходит «само по себе». Среди белгородцев также появилась традиция коллекционировать осколки сбитых орудий — как осколки «метеоритов» или трофеи. Почти каждый такой осколок сопровождает история в духе «он мог упасть прямо на меня».
Через некоторые время на разбитые фасады и стекла уже не так обращаешь внимания. Но район настолько охвачен войной, что за каждым поворотом находится новый повод задуматься: дом, полностью изрешеченный осколками, или окна, заклеенные крест-накрест малярным скотчем. Подбитые вывески магазинов, разбитый асфальт, кофейни, укрытые мешками с песком, — эту городскую картинку снова разбавляют ароматные розы.
Если в центре укрытия буквально в 300 метрах друг от друга, то на Харгоре их в разы меньше. Самих табличек к укрытиям почти нет, и не на каждом подъезде жилого дома отмечено, где можно прятаться в случае сигнала тревоги. Городские власти почему-то решили сосредоточиться на ремонте домов, но с участившимися обстрелами повреждений становится только больше.
«Мы почти никуда не ходим, тревогу застаем дома. У нас еще есть окна, а у соседей не осталось. Они все пленкой затянули, а то уже один раз осколками порезало немного ноги. Летом-то ладно, и пленка сойдет», — говорит пенсионерка Людмила, проживающая в доме по улице Щорса.
На вопрос, хватает ли жителям укрытий, она только улыбнулась и ответила: «Нам вообще много чего не хватает, но мы живем».
Жители Белгорода по-разному реагируют, когда понимают, что перед ними неместный. Одни предпочитают сразу от тебя дистанцироваться, игнорируют тебя, другие достают телефон и начинают снимать. Но есть и те, кто тебе радуется. В основном рассказывают про поврежденные квартиры или бытовые проблемы, появившиеся вместе с войной.
«У меня сын перестал дома оставаться один. Совсем ни в какую, хотя мальчику тринадцать лет. Один раз я была на работе в магазине, он дома меня ждал. Зазвенела тревога, в квартиру влетели осколки. Теперь боится», — рассказала продавщица местного магазина.
Щорса, 55
Дом, ставший известным из-за попадания ракеты, находится на окраине Харьковской горы. Строительные работы и устранение завалов еще не закончены, но городские власти уже обсуждают новый будущий внешний вид дома, планируют даже сделать архитектурную подсветку. «Будущий облик дома выберут сами жильцы большинством голосов», — обещает мэр Валентин Демидов.
В результате той трагедии погибло 17 человек, в том числе трое детей.
———
Спрашиваю у женщины, как можно подойти к дому и установлены ли там ограждения.
— А пойдемте, я вам сейчас покажу. Покажу вам, какую беду принес нам этот дом.
— Дом принес?
— Ну да. Вот видите?! Нет балкона! А он там был. Эти осколки летели тут повсюду и снесли мне мой балкон.
— Власти помогают в ремонте?
— Какой там! Ничего они не помогают. Пока дождешься, когда до тебя очередь дойдет…
— А вы уже проголосовали за новый дизайн дома?
— Что? Какой дизайн? Дом сносить должны были, там же середина целая упала вниз!
———
Само место трагедии оцеплено лентой, рядом стоит полицейская машина и дежурный в форме. Как рассказал полицейский, местные жители не спешат возвращаться в квартиры, последствия обрушений пока устранены не везде: «Но потихоньку кто-то снова въехал в третий и четвертый подъезды. Немного, но есть».
Рядом с разрушенным домом навалены горы строительного мусора. Кажется, что вот-вот и они затлеют на пустоши под палящим солнцем.
С пострадавшими жителями самого дома поговорить не удалось.
«Спокойнее не станет. Будут бить чаще и сильнее»
С наступлением вечера пятницы улицы заполняют велосипедисты, пенсионеры, молодые девушки и парни на мотоциклах. В скверах играет музыка, люди едят мороженое, выгуливают собак. Позже на улицах становится пустынно. Белгород заполняет тишина, которая лишь в некоторых местах нарушается музыкой, доносящейся из немногих открытых заведений.
В городе осталось несколько работающих ресторанов, баров и рюмочных. Возле железнодорожного вокзала расположилась рюмочная «Гриша». Сюда любят заглядывать военные, чтобы отдохнуть после отработки заданий или начать свои выходные.
«Я не пью, сюда заглядываю, чтобы посмотреть на счастливых, отдыхающих людей. Граница ночью не работает, поэтому сегодня я пока тут», — рассказывает Александр из Уфы.
Другой мужчина из компании выглядит более пьяным, подходит и сразу начинает извиняться: «Вы извините нас за то, что Белгород бомбят. Мы, конечно, там тоже им даем жару, но на это никак повлиять не можем». Это Олег из танковой дивизии. Позже в разговоре он заявит, что является коренным белгородцем.
Самым спокойным из них выглядит Максим. Он как будто старше своих товарищей, зрачки не расширены, речь внятная. Каждый раз, когда он хочет со мной заговорить, его перебивают сослуживцы, выдавая пачку комплиментов о том, как он хорошо работает.
— Хочешь броник померить? Хороший, вкаченный как надо броник. Он в машине. Сфоткаем тебя в нем, охуенная фотка на всю жизнь будет, — предлагает Александр.
— Я не думаю, что это хорошая идея. Тем более, к таким вещам я не очень положительно отношусь. Больше люблю цветы, а военные вещи не люблю.
— Зря ты отказываешься. Такого ни у кого нет. То, что там у ментов, — это не броники, это лажа.
Военный говорил это доброжелательно, действительно с большим желанием надеть на меня броник. Мой отказ был искренним: даже из профессионального интереса не хочется принимать участия в таком перформансе.
—Тогда давай я тебе шевроны свои подарю, — снова начал он.
— Вы очень сильно хотите мне что-то подарить, я чувствую себя Якубовичем.
— От чистого сердца. Ты вежливо общаешься, с тобой интересно разговаривать и даже спорить. Не хочется тебя отпускать с пустыми руками.
В этот момент рядом проходит патруль полиции. Среди них девушка, которая смотрит мне в глаза, как бы предлагая свою помощь. Я не реагирую, но чувствую себя уже более спокойно.
Военный добегает до машины и возвращается с двумя шевронами. На лице улыбка. Не показывая мне, что у него в руках, он хлопает меня сначала слева по груди, а затем по правому предплечью. Хлопает сильно, от души. Читаю надписи на шевронах, которые теперь висят на мне: «Рожденному в СССР» и «Жизнь коротка, владей АК».
— Ты в СССР родилась?
— Нет. После.
— Ну ничего.
Снова хлопает по предплечью. «Нормально держатся? Надо, чтобы не отвалились. У меня, конечно, другие, вшитые», — говорит он, будто сожалея, что у меня шевроны на липучке.
«Извините нас. Вообще у нас раньше был спокойный город, совсем другой. Сейчас молодежи почти не осталось, а дети растут гопниками. Путем учебы у них нет из-за всех этих событий», — говорит Максим.
Максим поделился, что ему грустно наблюдать за изменениями в родном городе. Люди становятся друг от друга более обособленными, а внешнее единство на самом деле является лишь иллюзией. На вопрос, противопоставляют ли себя белгородцы Москве, Максим ответил: «Есть претензии к информационной политике. Москва делает вид, будто все под контролем, а журналисты не отписывают и половины того, что здесь происходит».
— Как вы думаете, в Белгороде станет спокойнее или всем нужно готовиться к худшему?
— Ничего спокойнее не станет. Будут бить чаще и сильнее. И не только в Белгороде. Мы все теперь так будем жить.
