Корреспондентку SOTA Ксению Тамурку задержали с остальными посетителями вечера солидарности с арестантами «тюменского дела». Мероприятие проходило в московском активистском коворкинге «Открытое пространство». Журналистку избили, когда она отказалась показывать людям с закрытыми лицами свой телефон. Несмотря на это, Тамурка не поддалась давлению и несколько часов отстаивала свои права перед сотрудниками полиции. Публикуем монолог нашей корреспондентки, из которого вы можете узнать, как стоит разговаривать с силовиками и что нужно сделать для собственной безопасности.
В «Открытое пространство» ворвались силовики в масках, я начала снимать. Меня то ли сбили с ног стулом, то ли я об него споткнулась, когда меня толкнули. Я выронила телефон, и меня поставили лицом к стене — сказали стоять так. Людей вокруг сбивали с ног и валили на пол. Не разрешали поворачивать голову, можно было смотреть только в пол или в стену. В подвале помещения проходило собрание анонимных наркоманов, и одного из них начали расспрашивать, что употреблял, как долго сюда ходит. У него нашли какую-то книжку с ЛГБТ-тематикой и силовики принялись читать ее вслух. Параллельно они над этим парнем как-то мерзко шутили, говорили, что бывших наркоманов не бывают, упрекали его, что он такой молодой, а уже сидел на веществах. Телефоны и паспорта у всех собрали, включая мой с пресс-картой.
Один парень умолял дать ему позвонить маме. Просто когда эти люди в масках, черной форме и без опознавательных знаков ворвались, он подумал, что это теракт, и написал об этом семье. Мальчик очень боялся, что его мама сейчас переволнуется, а те смеялись — да ладно тебе, да как ты мог спутать нас с террористами, да че ты маму пугаешь?
А потом эшник — самый юркий и самый противный — позвал меня, он подумал, что я что-то прячу, когда я заправляла свитер. Он просил отдать ему то, что я якобы спрятала по-хорошему, иначе меня досмотрят и залезут в трусы. Я сказала, что ничего не прятала, рассказала, что я журналистка и пришла сюда по заданию редакции. Он задавал мне странные вопросы, но я отвечала неохотно. Сказала, что буду отвечать только на вопросы следователя. За это меня «наказали» — поставили лицом к стене, хотя остальные сидели. Когда силовики рядом предлагали мне тоже сесть, этот эшник говорил: «Нет, она наказана. Она будет стоять».
Спустя пару часов меня снова вызвали: «Покажи пальцем на свой телефон. Давай, разблокируй». Я отказалась, так как эта просьба была незаконной. Эти, которые в форме, увидели, что у меня стоит Face ID, и поднесли устройство к моему лицу, я закрыла глаза и отвернулась. Эшник начал мне гадости всякие говорить, злиться, кричать. Один из силовиков в маске с голубыми глазами схватил меня за волосы. И кто-то меня начал бить по лицу, открывать мне глаза пальцами. Меня окружило масок пять. Я начала визжать и плакать, кривила лицо, очень боялась взглянуть, чтобы, не дай Бог, не разблокировался телефон. И за волосы таскали туда-сюда. Эти начали кричать: «Актриса! Ах, актриса!». Полицейские угрожали вывезти меня в Подмосковье и поговорить со мной в подвале.
В «Открытом пространстве» есть почтовый ящик для открыток. Он оформлен в виде решетки. Меня снова наказали: теперь уже заставили стоять и смотреть на эту коробочку, типа отбываю наказание в заключении. Каждый проходящий сотрудник думал, что я от нее отхожу, и двигал меня ближе. Прошел один полицейский, щелкнул у меня пальцами перед глазами. Прошел другой, поставил в этот ящик открытку с красивой картинкой, говорит: «Вот, любуйся, сменим вид». Почти каждый проходящий обращал внимание на вырванные волосы на моей одежде. Потом подошел тот эшник, начал уговаривать меня разблокировать телефон. Спрашивал, устала ли я, предлагать «по-нормальному» и говорить, что я все затягиваю и уйду последняя, просто скажи пароль, просто введи», — а я не вводила. Предлагали стул мне дать, на что я ответила: «Торговаться с вами не буду. А стульчик принесите». Принесли. Ну, я посидела, удобно мне было, здорово, посмотрела в стену. Ко мне подошел голубоглазый, который дергал меня за волосы, я ему сказала, мол, вы меня били, указывала на то, что это незаконно — а тот такой: «Мне все равно». Силовики еще пугали, что мобильный приобщат к делу и вернут минимум через год, если не решим все на месте.
Люди в форме постоянно спрашивали у организаторов и участников, мол, зачем они поддерживают террористов и открытки им пишут, почему надписи на стенах у них такие поганые.
Силовики просили у всех сперва сказать пинкод от телефона, а потом, если человек отказывался, давали устройство в руки и говорили ввести его лично, просили показать чаты в телеграме и фотопленку и еще какую-то команду набрать. Типа проверяли, не украден ли мобильный. Когда я спросила, что это все значит и зачем им мой телефон, они ответили, что подозревают меня в краже, что на меня есть заявление и даже ориентировка. Я попросила их показать и уточнила, на всех ли лежащих и сидящих в «Открытом пространстве» есть ориентировки. Силовики ответили, что не покажут мне ничего, потому что это служебная информация, и разговор со мной прекратили.
Всех незаконно, разумеется, фотографировали, досматривали, документы снимали на камеру. А еще у меня сфоткали читательский билет и проездной моего отца, хотя я выразила несогласие. Мне сказали, что я не в том положении, чтобы что-то запрещать. Все время я слышала одну и ту же беседу: «Мы проверяем ваш телефон на кражу, мы проверяем ваш телефон на кражу, введите IMEI». И почти все, все соглашались! Очень немногие отказались — и их побили, по-моему. В любом случае, не особо приятно с ними обращались. А эшник начал меня спрашивать, с кем я работаю в SOTA, кто мне редзадание выдал, кого я знаю, начал меня про книги спрашивать и советовать почитать «1984» — я ему на это сказала, чтоб прочитал «Мы» Замятина.
Эшник пытался подружиться со мной, спрашивал про самочувствие постоянно, делал комплименты, назвал стойкой дамой. Даже взял мой номер и предлагал потом обсудить книги. Он пытался меня постоянно вывести на разговоры о какой-то «оппозиционной» литературе, хвастался своими познаниями, что-то про Оруэлла рассказывал. Этот человек потом еще приглашал меня с ним прогуляться, но когда он мое лицо увидел, то сам слился: «Ну, с такой мразью не хочется гулять, да?».
Когда я уже потеряла счет времени, мне передали ходатайства. Я так обрадовалась, когда узнала, что уже собрались журналисты, что мои коллеги тоже есть! Легче стало, потому что я очень переживала, что не могла ни с кем связаться.
Какого-то мужчину, который не согласился открывать телефон, судя по звукам прям сильно били. Нам запрещали поворачиваться и смотреть. Мальчика одного по ногам стегали — сотрудник полиции его ставил на растяжку таким образом, чтоб он ноги шире раздвинул. Этот в форме еще зарядил со всего размаху по мусорке… Было так громко, так страшно.
Мне еще тоже обещали, что со мной поговорят отдельно — я боялась, что они меня просто пытать начнут, потому что я у полицейских так и спросила, а мне не то в шутку, не то серьезно ответили, что да. Был момент, когда всех действительно вывели, и я тогда подумала: «Ну все. Вот сейчас начнется». Но нет, меня просто отправили в автозак.
В участке я поняла, что всем изрядно надоела, судя по комментариям в мою сторону. Называли дурой, вредной. Говорили, что меня вообще надо розгами отлупить. А в отделе уже потом предлагали «отхлестать ремнем офицерским в темной комнате». Еще оказалось, что я дура такая, потому что меня не ебет никто. Говорили про меня омерзительные вещи. Я все их слова со всякими атмосферными подробностями записывала на пустые места в книжку, у меня с собой был «Сахарный Кремль» Сорокина — полицейские это увидели и пытались подглядеть. Потом голубоглазый просто у меня ее украл. Они читали при мне все мои записи и в лицо мне смеялись: «Чего? Кто тебя бил? Да никто тебя не трогал, че ты выдумываешь». Но один добавил, что меня и еще можно было бы побить, потому что я ж по-другому не понимаю.
В отделении меня как-то обособленно держали. Постоянно дергали. При этом, когда я просила позвонить, говорили, что мне конкретно нельзя, просила пустить защитника — мне опять нельзя, хотела выйти в туалет — тоже именно мне нельзя, а всех остальных пускали. Врали мне, что никого на улице нет, что я никому не нужна и меня никто не ждет, хотя я знала, что у участка уже собралась толпа. Полицейские при мне начали обсуждать мою грудь. Потом меня уже начали спрашивать мой размер — я взяла 51 статью и отказалась от дачи показаний.
Когда уже отпустили всех, меня продолжали мариновать. Полицейские исполнили свое обещание. Мне им нужно было зачем-то доказать, что телефон мой. Но если они у меня его отобрали, то должны знать, где чей телефон! Это их проблема, что они не соблюдают законную процедуру и заставляют меня разбираться с последствиями их халатности! Тем более, мой телефон оставался последним. Хитрый эшник и голубоглазый черт решили напоследок меня тоже наказать за упорство и много раз вводили неправильный пароль, чтобы у меня заблокировался телефон.
Пока мы ждали дежурного, тот дурак, который меня таскал за волосы, убежал через другой выход. Сегодня напишу заявление на кражу книги и на действия тех сотрудников полиции. А еще я в травмпункт сходила — я чувствую, что мне больно к нему прикасаться. Я там зафиксировала побои. Травматолог рассказывал, что это — производственная травма, потому что я была на работе.
Кстати, на стене в ОВД было написано «Доверие народа — сила полиции».
