Поездка корреспондента SOTAvision в Курскую область
На выезде из Курска наш автобус затормозил на КПП, и в салон заглянул военный с автоматом. Взглядом он выделил мужчину в камуфляже и грубым басом потребовал у него показать паспорт.
— Чей паспорт? Мой?
— Да, ваш.
— Военная комендатура! — торжественно и угрожающе ответил пассажир.
После этих слов голова военного и автомат вынырнули из автобуса, и мы поехали дальше. Пассажир после инцидента некоторое время недовольно повздыхал, а затем успокоился и снова уткнулся в окно — безмятежно рассматривать бескрайние заснеженные поля Курской области.
Природа в дороге и правда красивая. Снега выпало немного, поэтому земля будто присыпана сахарной пудрой. Горизонта не видно. Небо высокое, солнечное, с редкими белыми облаками.
Умиротворение от природы сменяется тревожностью при виде дорожных КПП с вооруженными солдатами и снующих в разные стороны военных камазов и техники.
В салоне автобуса очень холодно, пальцы на ногах начинают дубеть. Мы должны были уже приехать, поэтому я начинаю сомневаться, не пропустила ли свою остановку. В какой-то момент больше половины пассажиров встали с мест и приготовились к выходу. Я решила, что мне тоже нужно выходить.
Выглядываю из автобуса: домик с заколоченными окнами, кладбище и памятник Ленину. Толпа пассажиров быстро рассосалась, автобус уехал, и я осталась одна на дороге, возле заколоченного домика и кладбища. В компании памятника Ленину.
Гремит небо, издалека раздаются гулы взрывов. Мимо проносятся военные машины. Я, в белых кедах, из-за мороза прыгаю на снегу. Геолокация на телефоне не работает, поэтому определить местоположение мне не удается.
Из-за угла вывернула пожилая женщина, которая при виде меня сразу ретировалась в сторону. Других людей, к которым можно было бы подойти и попросить помощи, не было.
Тут я обращаю внимание, что на домике висит номер для заказа такси. По телефону описываю женщине картинку вокруг меня, она сразу узнает место и принимает заказ.
— К вам через 15 минут подъедет машина, вы только не уезжайте. Вдруг вас кто-то подберет.
— Вы знаете, даже если меня кто-то захочет подобрать, я вряд ли сяду к ним. Очень жду вас.
Голосовать на трассе и просить помощи у военных мне не показалось хорошей идеей: «Добрый день. Я журналист. Довезите меня, пожалуйста. Кстати, не хотите рассказать мне свою историю? Куда сами едете?». В те дни на границе усилились бои из-за попыток ВСУ закрепиться в Суджанском районе.
За мной приезжает старенькая иномарка: за рулем седой дедушка, задняя часть салона завалена шинами. Водитель приветлив, шутит. Я объясняю, как оказалась одна на дороге. Признаюсь, что журналистка, и рассказываю, для чего приехала в область.
— Вы можете не объяснять. Все люди на земле разные. Мы с вами в одной машине вдвоем тоже совершенно разные.
— Небо так всегда тут гремит? Не раздражает?
— Да привыкли уже. Оно то тише, то громче. Вот последние два дня громче стало, но что с этим сделаешь.
— Вы не хотите уезжать?
Мужчина задумался, его лицо еще больше сморщилось.
— Пока нет, дальше видно будет. Но скорее да, чем нет.
— Думаете, война кончится в этом году?
— Думаю, что воевать мы будем еще очень-очень долго. Кто говорит, что она должна скоро кончиться?
— Люди так в других регионах говорят. Некоторые z-патриоты публично в соцсетях об этом рассуждают.
— Так могут говорить глупые люди, которые не видят, как война растет.
— А Трамп? Он обещает посадить стороны за стол переговоров.
— Я думаю, Трампу за океаном до нас реально дела нет. Он за океаном, у него свои войны могут начаться. Да и при чем тут Трамп, если не он сейчас должен договариваться, а Путин и тот человек из Киева. Пока человек из Киева не хочет переговоров, их не будет.
Проезжаем очередное КПП. На обочине припарковано много машин, у которых проверяют багажники, осматривают салоны. Военные с автоматами кивают моему водителю, он отвечает тем же, и мы спокойно двигаемся мимо. Въезжаем в Рыльск. Я выхожу из такси и прощаюсь с водителем.
Вокруг красивые, но обшарпанные двухэтажные дома 19 века, гостиные дворы и храмы. На некоторых зданиях видны повреждения — вероятно, последствия массированного обстрела в середине декабря. По данным местных телеграм-каналов, тогда повреждения получили 17 городских объектов культурного наследия. Погибло 5 человек, 12 получили ранения.
В городе работают «Пятерочка», «Магнит» и десятки военторгов. На домах вывески: «Телефоны», «Ремонт», «Оптовые цены» и даже «Цветы». Удивляют работающие отделения маркетплейсов OZON и Wildberries. Также бросаются в глаза закрытые павильоны.
Улицы оживлены, заполнены суетливыми военными и местными жителями. Запыленные в дороге машины рядами выставлены вдоль магазинов, в них грузят палеты с молоком, консервами и хлебом.
Многие солдаты совсем молодые, чистенькие. Другие полностью испачканы землей, светят белками глаз на черных из-за грязи лицах. Когда смотришь на них, сразу опускают головы, прячутся в себя, ерошатся, словно совы.
Люди спокойно реагируют на незнакомцев. Легко отвечают на вопросы про быт и город, но не комментируют прилеты. Война в городе ощущается как кратковременная, но естественная часть этого времени.
Рыльск — один из древнейших городов России, который основали как крепость в конце X века. Впервые он упоминается в летописях 1152 года. Улицы тут помнят разные исторические события.
Прогуливаясь по стареньким проулкам, кручу в голове строчки: «Снова весь фронт раскален от огня. Лупят зенитки три ночи, три дня. А в гимнастерке на снимке ты обнимаешь меня…». «Вайб» вокруг на самом деле звучит как мелодия советской песни «Тучи в голубом».
Стоит отметить, что сигналов тревоги здесь нет. За время, что я тут была, власти Курской области дважды объявляли ракетную опасность, но на улицах об этом никак не сообщали. Ни одного укрытия на пути я тоже не встретила.
В переулках встретила старьевщика пятидесяти-шестидесяти лет, торгующего предметами старины: бронзовыми подсвечниками, позолоченными самоварами, монетами, резными фужерами и статуэтками Ленина. Разное добро по цене от трех до пятидесяти тысяч рублей.
— А где вы этого понабрали?
— Копил, всю жизнь собирал, — отвечает мне мужчина.
Он живо реагирует на мой вопрос, можно ли сфотографировать, и просьбу показать товар поближе. Берет в руки подсвечник в форме полуобнаженной женщины, начинает рекламировать. Я неловко объясняю, что покупать ничего не буду.
— Ну и ничего. Не покупайте. Зато знать будете, что у меня есть, — говорит торговец и тянет меня к чемодану со статуэтками. Я рассматриваю фигурки Ленина, мы вместе шутим и смеемся.
Мужчине как будто бы действительно все равно, что я ничего не буду брать. Он просто хотел поболтать с покупателем. Раньше тут было много торговцев и туристов, в местные храмы приезжали на паломничество.
Кругом закрытые павильоны, в которых раньше было много сувениров. Теперь их заняла продукция «по спросу времени» из военторгов.
Мест общепита практически не видно. В кофейнях нет кофе, а в кондитерской нет пирожных. Прохожие посоветовали мне заглянуть в кафе «Мандарин».
В зале около десяти столиков, показывают клипы Валерии Васильевской на песни «Валькирия» и «Один в поле воин». За баром работает молодая девушка, возле нее крутится светловолосый военный.
— Давай я тебе шеврон хотя бы свой подарю.
— Не нужно мне ничего дарить. У меня у папы куча шевронов и наклеек на машине с буквой Z.
— Будет конкретно от меня. Пожалуйста, — уговаривает солдат.
Девушка постоянно отбегает на кухню. Видно, что на контакт она идет неохотно. Я сижу за столиком рядом.
— Сегодня вечером туда поеду. Потом вернусь, позвоню тебе, — не унимается парень.
К девушке подходит компания из трех подруг. Они радостно обнимаются, здороваются. Присаживаются за барную стойку и начинают подшучивать над военным. Он старается дать отпор, но с каждым его неловким ответом ситуация становится только хуже. Всем беседующим чуть больше двадцати.
— Не нужно над ним так шутить. Он говорит, что знает толк, ведь Крым прошел, — вмешивается девушка из «Мандарина».
— Какой Крым? Крымскотатарский? Воевал с крымскими татарами, очень важный, — продолжают шутить подруги.
Все смеются, кроме парня.
— И не надо мне звонить, — уже увереннее заявляет тому девушка.
— А что тебе звонить? Я тебе звоню, ты молчишь постоянно. Больно надо мне звонить тебе, — хмуро отвечает солдат и прощается. Этот бой он явно проиграл.
Начинает смеркаться, и люди с улиц почти исчезают: ни военных, ни местных жителей. Небо глухо гремит взрывами.
На автовокзале возле автобуса до Курска всего трое человек: молчаливый молодой парень и пожилая женщина с багажом и билетом на поезд до Москвы — ее со словами «доедешь, позвони» провожает муж.
При выезде нас по традиции снова остановили военные на КПП. Солдат в каске и с автоматом задорно заглянул в салон: «Военных нет? Ну и ладно».
Мы поехали дальше. По дороге подобрали еще несколько пассажиров и двух дам из близлежащих поселков. Судя по разговору, обе возвращались домой после работы.
— А слышала вчера свист? Мама моя говорит: «Наверное, крышу от ветра понесло». Я ей: «Какая крыша?!» Свист был секундный, но оглушающий.
— Да это ракета на хохлов летела.
— С чего ты решила, что на хохлов?
— Зарево в той стороне видела.
Далее одна из собеседниц обращает внимание на военные фуры и камазы на дорогах.
— Какой движ! Какой движ! Ты гляди! Снова что-то начинается.
— Да. Когда ж они все отвоюют и уедут отсюда. А мы будем жить тихо.
Перед Курском нас снова тормозят. Военный в черной форме и маске уверенно заходит в салон, вглядывается в пассажиров, просит паспорт у молчаливого парня. В окно видно, как полумраке солдаты тормозят другие машины.
— Куда едем? Зачем? — спрашивает военный, разглядывая документы.
— В Курск. К девушке, — неуверенно отвечает парень.
— К девушке, значит. Сколько лет девушке?
— 18.
— 18? С кем едете?
— Один.
— Один? Ну что ж. Приятного пути, — говорит военный и возвращает паспорт.
Мне захотелось повернуться к парню и спросить, что он чувствовал во время этого диалога. От напряжения в салоне в тот момент практически звенело.
Автобус заехал в Курск. Я поняла, что не жалею о поездке в область. Да, в городе сирены и тоже война, но она больше не беспокоит людей. Это другая реальность — с клубами, театральными вечерами, кофейнями и кинотеатрами. Спустя три года после вторжения российских войск на территорию Украины и через полгода после того, как ВСУ заняли часть области, куряне игнорируют войну и игнорируют беженцев. Как и большая часть россиян.
Автор: Мирослав
