SOTA публикует рассказ журналиста из Луганской области, ставшего свидетелем российского вторжения и покинувшего оккупированный регион. В первой части заметок — рассказ о начале войны и сопротивлении,которое местные жители оказали захватчикам.
Из соображений безопасности мне хотелось бы сохранить свое имя в секрете. Скажу лишь, что я — журналист родом из Луганской области. Последние несколько лет жил и работал в небольшом, уютном городе Луганщины. Имя этому городу — Старобельск. Жители Старобельщины одними из первых познали ужасы «русского мира»: войска Минобороны РФ совместно с «народной милицией ЛНР» захватили Старобельск 2 марта.
После взятия города оккупанты прокладывали дорогу на запад области, где ВСУ удалось остановить продвижение агрессора на несколько месяцев.Основное сопротивление оказали крупнейшие города региона: Попасная, Кременная, Рубежное, Северодонецк, Лисичанск. Некоторые из них разрушили прицельные обстрелы артиллерией, минометами, авиацией. Луганщина оказалась отрезана от подконтрольной Украине территории. Я расскажу о том, как это происходило, и что чувствовали местные жители.
Еще за несколько месяцев до полномасштабного вторжения настроения относительного будущего у жителей Старобельска разнились. Встречались те, кто отрицал нарастающее напряжение, и те, кто понимал, что дальнейшей эскалации не избежать. Среди последних был и я.
Уже ближе к злосчастной дате у меня не было сомнений, что война действительно случится. Ведь театральное представление, которое устроили главы так называемых «ЛДНР» с мобилизацией, эвакуацией гражданского населения и мнимым нападением со стороны Украины на непризнанные республики — это ни что иное, как casus belli (лат. — формальный повод для объявления войны — Прим.ред.).
Вечер 23 февраля был гнетуще тихим. Такой тишины, как тогда, я, пожалуй, никогда в жизни не слышал. Но нашлось нечто, что разрушило покой — фейерверки. Громыхания доносились из разных уголков города, как будто это был праздник, а не вечер буднего дня. Власти города из-за накаляющейся обстановки издали указ о запрете использования пиротехники, но нарушителей покоя такое табу мало интересовало.
Конечно, это нас пугало: каждый «хлопок» мы принимали за начало бомбардировок. Тогда мы даже понять не могли, что же «праздновали» мои сограждане. Лишь утром, когда началось вторжение, раскрылся истинный замысел «торжества» — это приверженцы кремлевского режима отмечали приближение российской армии. Разноцветные огоньки салюта стали для меня знамением грядущей катастрофы.
Ночь с 23 на 24 февраля на границе Украины с Россией, на контрольно-пропускном пункте «Меловое-Чертково», провел мой друг. Он рассказал мне обо всем, что увидел. Из соображений безопасности я не разглашаю его имя.
Родственники моего товарища попросили подвезти их до КПП, где они собирались пересечь границу. Желающих уехать на российскую территорию в тот вечер было немного — всего два-три автомобиля и несколько грузовиков. Мужчина, припарковав автомобиль в сторонке, ждал сигнала, что родных пропустили.
Ожидание растянулось на несколько часов, вечер постепенно перерастал в ночь. В какой-то момент моего друга посетили странные чувства — как он сам описывал потом, страх, тревога, ощущение того, что вот-вот произойдет что-то ужасное. Кстати, в нападение России он изначально не верил. Мужчина решил покинуть машину. Мгновение спустя ночное безмолвие разорвал отдаленный гул. Он доносился со стороны России. Позже мой друг догадался, что именно так звучала колонна вражеской военной техники.
На часах было около десяти. Почти все находившиеся у КПП водители начали сдавать назад. Спустя несколько минут к автомобилю друга подошел пограничник с просьбой покинуть территорию. На вопрос, что же произошло, украинский защитник так и ничего не ответил.
Старобельчанин начал переживать, ведь о судьбе родственников до сих пор ничего неизвестно. Через несколько минут со стороны контрольно-пропускного пункта показались силуэты — возвращались близкие моего товарища. Оказалось, что российская сторона их не пропустила.
По пути домой мой друг увидел, как украинские герои-защитники начали готовить укрепление по периметру контрольного пункта, устанавливая бронированные автомобили и бетонные блоки. Через несколько часов эти ребята приняли на себя удар российских оккупантов.
В ночь с 23 на 24 февраля мне не спалось. Просыпаясь практически каждый час, я судорожно мониторил новостные ленты, параллельно переписываясь с другом из Северодонецка. Предчувствуя беду, он уже покидал город. Товарищ сообщил, что в тот момент во всех государственных организациях Северодонецка горел свет: он рассмотрел в окнах суетящихся работников госучреждений. Люди что-то собирали, переносили, двигали и жгли бумаги.
Проснувшись в следующий раз, я полез на ютуб и обнаружил, что российские телеканалы начали трансляцию обращения Путина, где он объявлял о начале вторжения в Украину. Начались грохот и взрывы.
Пожалуй, в ту минуту я выдохнул с облегчением. Конечно, вам покажется странной моя реакция. Но все эти месяцы я постоянно пребывал в напряжении, меня глодали тревога и неопределенность. Теперь стало понятно, что мои худшие опасения оправдались и нам нужно было думать, как действовать дальше.
Я решил не будить супругу и лег спать дальше. Но сон оказался коротким: около шести утра недалеко от нашего дома прогремел первый взрыв. Жена, подскочив с кровати, спросила, что случилось.
— Началась война, — ответил я.
Первое, что мы сделали утром, — подготовили место для укрытия: подвал в доме. В спешке убрали всю консервацию из будущего бомбоубежища. Тогда же я позвонила маме, которая жила в соседнем поселке. На часах было 7 утра. Через несколько гудков я наконец-то услышал сонное «алло». Она еще не знала, что началось.
— Ма, готовь укрытие, собирай документы.
Мама расплакалась. Успокоив ее, я пообещал звонить ей каждый час.
Мы отправились в супермаркет, чтобы запастись продуктами. Там царила суета: сотни людей скупали, как им казалось, необходимые вещи, полки быстро пустели. Весь ассортимент аптек иссяк еще раньше. Кроме очередей в магазинах и столпотворения на улице (и то, и другое — редкость для нашего города), ничего не напоминало о начавшейся войне. День был солнечным и пока еще тихим.
Возле аптеки мы встретили товарища и остановились обсудить дальнейшие действия. Через пару минут послышался гул: казалось, что мы уже слышали такой звук раньше, в 2014 году. На дороге показался танк, ехавший навстречу российским захватчикам. На машине сидели трое молодых парней-защитников. Наверное, их давно уже нет в живых.
Вернувшись домой, мы поняли, что тишина продлится недолго. Так и случилось. Через несколько часов послышалась канонада вражеских орудий. В этот раз звук доносился отчетливее и сопровождался взрывной волной: у нас колыхались ворота, двери в доме дребезжали. Тогда мы впервые спустились в наше импровизированное убежище, где порядком замерзли. Нам пришлось спускаться туда еще несколько раз, но остаться на ночь в сыром и холодном подвале мы не рискнули.
В ночь с 24 на 25 февраля российские войска нанесли два удара по городу. Среди старобельчан, что поддерживали агрессора, возникла теория, что во всем виноваты ВСУ. Но эта версия не тиражировалась до тех пор, пока в город не вошли российские войска, а за ними свора пропагандистов. Лишь с их приходом обвинения посыпались в сторону украинских солдат, причем у каждого сторонника «русского мира» был свой вариант произошедшего. Одни говорили, что снаряд летел со стороны населенного пункта Половинкино, а другие — что из-под села Подгоровка. Сразу же нашлись с два десятка «свидетелей», которые «все видели собственными глазами».
В нашем доме много окон и все они немаленькие. Мы подумали, что спать в таких условиях — не лучшая затея, поскольку снаряд мог взорваться около дома, и решили остаться в комнате с одним окном. Оно выходило в сторону населенного пункта Чмыровка, откуда и приближались вражеские солдаты.
Ранним утром, приблизительно в 4:30, темное зимнее небо озарила яркая вспышка, за ней показались несколько оранжевых огоньков, они зигзагами обогнули небосклон и упали вниз, а уже через несколько секунд в Старобельске прогремела серия взрывов.
Первый удар пришелся по кварталу Ватутина, в народе этот жилой массив величают «сотым кварталом». Другие же снаряды приземлились на улице Старотаганрогской.
В эпицентре взрыва на Ватутина находились несколько двухэтажных многоквартирных домов и детский сад, они пострадали сильнее всего. Пятиэтажки, что располагались немного дальше, тоже зацепило. На Старотаганрогской оказалась полностью уничтоженной пара частных домов, одно предприятие, а несколько жилых построек и магазин получили серьезные повреждения.
К сожалению, на Старатаганрогской одна женщина погибла. Ее тело спасатели откопали среди завалов. Еще шесть человек получили ранения. В тот же день Сергей Гайдай, глава Луганской областной военной администрации, сообщил, что оккупанты нанесли удар по Старобельску, используя реактивную систему залпового огня «Смерч».
25 февраля мы провели в убежище, лишь иногда выходя погреться и поймать связь. Время от времени по городу проносился раскатистый грохот. Так звучали выстрелы из различных орудий — минометов и, возможно, танков. Попаданий по Старобельску больше не было, но местные власти неоднократно предупреждали о работе вражеской авиации.
Ближе к ночи мы обустроили новое место ночлега — переехали на кухню. На полу постелили матрасы, а все стеклянные элементы прикрыли одеялами, надеясь, что они смогут удержать осколки.
26 февраля, переборов собственный страх, мы решили побывать на месте трагедии. Увиденное на Старотаганской улице навсегда запечатлелось в моей памяти… Запах дыма и гари, все еще тлеющий разрушенный дом, из-под завалов которого накануне достали тело женщины, глубокая воронка, оставшаяся от снаряда, изувеченные деревья, сломанная пополам высоченная береза, осколки, что посекли все вокруг на несколько десятков метров, а также владельцы пострадавших домов. Тогда было заметно, что все эмоции люди давно уже выплеснули, а теперь они просто не знают, как им быть. На «сотом квартале» была примерно такая же картина. Единственное — там люди вывозили все нажитое добро на новое место жительства.
Местные власти и волонтеры помогали пострадавшим: разбирали завалы, закупили пленку, чтобы временно заклеить окна, перекрыли крыши, где это могло помочь, а со временем нашли новые окна для уцелевших домов.
Увидев последствия прилета, я осознал, что наш подвальчик не спасет нас, а скорее станет местом захоронения, если снаряд действительно попадет в дом. Больше в убежище мы не спускались.
Еще несколько суток мы слышали перестрелку из тяжелых орудий. С каждым днем интенсивность боев уменьшалась. Наверное, на пятый день стало совсем тихо, лишь издали слышались отголоски войны, а на следующее утро Старобельск окончательно затих.
Эта ситуация казалась максимально непонятной, все активно обсуждали ее в местных телеграм-чатах. Участников беседы объединял страх перед грядущей оккупацией. Как я узнал позже, в тот момент украинские военнослужащие покинули город и отправились занимать другие оборонительные рубежи. Предупредить об этом официально жителей они не могли: ведь сообщение, переданное через ДСНС (украинский аналог МЧС — Прим. ред.) пророссийские «ждуны» сразу же передали бы захватчикам.
Вечером 1 марта местные жители решили провести в Старобельске мирный митинг, чтобы выразить протест против российской оккупации и войны в целом. Организовывать акцию взялись неприметные граждане — не лидеры мнений, не городские активисты и не представители власти. Лишь позже к протесту присоединились сотрудники некоторых госучреждений.
Справедливости ради скажу, что активисты тогда помогали гражданам, чьи дома были разрушены, а руководство Старобельской громады решало проблемы больницы. Там лечились несколько десятков тяжелых пациентов, боровшихся с коронавирусом и нуждающихся в медицинском кислороде. В больнице построили кислородную станцию, но из-за того, что началась большая война, ее не успели ввести в эксплуатацию. Нужно было найти людей, которые не побоятся ехать за баллонами в соседний город.
Как бы мне ни было страшно, я тоже не мог оставаться в стороне. Мы хотели донести до оккупантов, что Старобельск — украинский город и таким должен оставаться дальше.
Больше сотни местных жителей утром 2 марта вышли на мирный митинг. Покажется, что протестующих было не много для города с населением в 16 тысяч человек. Но многие побоялись участвовать в мероприятии, а кто-то попросту не знал о нем. Конечно же были и те, кто поддерживал агрессора, но тогда они еще боялись демонстрировать свою позицию.
Акция стартовала на центральной площади. Хотя тогда еще город был под украинским флагом, люди с опаской подходили к месту демонстрации. Одни точно знали, куда идут, а другие присоединились к протесту, встретив сограждан с государственными флагами. Акция была мирной, но мы имели оружие — нашу идею и любовь к Украине.
Демонстранты, вооружившись флагами Украины, Евросоюза, плакатами с патриотическими и антивоенными лозунгами, сформировали колонну, которая направилась по улице Монастырской. Наш поход сопровождался пением гимна Украины и лозунгами: «Слава Украине!», «Старобельск — Украина», «Мы против войны», «Украина — это Европа, а не Россия» и другие.
Люди выходили из дворов и аплодировали нам, а проезжающие машины — приветствовали. Некоторые водители бросали автомобили на обочине и присоединялись к протесту. Пройдя еще несколько сотен метров, мы получили информацию, что по улице Гимназической в сторону Северодонецка и Сватово двигалась колонна российской военной техники. Мы решили пойти врагу навстречу.
Возвращаясь к центру города, на перекрестке улиц Гимназическая и Монастырская участники сопротивления встретили российские войска. Мужчины и женщины встали на пути у танков, бронетранспортеров и другой вражеской техники.
Часть колонны проехала дальше вокруг нас, но два БТРа остановились посередине дороги. За ними тормозили танки, машина с пехотой, бензовозы и другая техника. Остановив продвижение части колонны, мы объясняли оккупантам, что не хотим войны и нас не нужно «освобождать».
На ближайшем ко мне БТРе сидели четыре россиянина — лица двоих были под маской, а двое мне заполнились на всю жизнь. Первый — молодой пацан в шапке-ушанке на голове. На вид не старше двадцати, а его лицо казалось совсем юношеским, хоть и скрывалось за тонким слоем копоти. Рядом с ним сидел мужчина неславянской внешности. Взглянув на него, я сразу понял, что он бывалый солдат, а недобрый взгляд выдавал в нем убийцу.
Россияне удивились такой встрече, ведь они ожидали увидеть на Востоке Украины лояльное население, которое готовились встречать их с цветами и словами благодарности. Кстати, в одном из интервью Яна Литвинова, голова Старобельской городской громады, призналась, что представители оккупационной администрации действительно не ожидали такого протеста со стороны местного населения.
Пока демонстранты кричали антироссийские лозунги и пели гимн Украины, оккупанты что-то обсуждали между собой — видимо, дальнейшие действия. Парень на БТР растерялся. Он не понимал, что происходит. Мне кажется, тогда его мир и вера рухнули. Через сажу, что скопилась на его лице, видно было, что военный покраснел, а его взгляд выдавал стыд.
К уже стоящим БТРам подъезжали другие боевые машины. Через мгновение раздались звуки выстрелов из «Калашникова». Меня подкосило, но, как и остальные участники демонстрации, я не ушел с дороги. Бронетранспортер завел мотор, а тот бывалый солдат словно обезумел. Начал орал, чтобы мы пропустили их. Чтобы разогнать толпу, солдаты стреляли в воздух и бросали светошумовые гранаты, а некоторых протестующих пытались поймать.
Под давлением толпа все же немного расступилась, и техника проехала. Мы кричали солдатам вслед и просили их покинуть Луганщину, но нас будто не слышали.
Расстроенные люди вернулись на площадь. Кто-то плакал, другие их поддерживали и обнимали. В тот же день в город вошли вражеские войска. Казалось, что весь боевой запал горожан иссяк, но это не так. Через пару дней состоялся еще один митинг, на который я уже не пошел. Мы посовещались с редакцией и решили залечь на дно, потому что понимали, что вот-вот начнется охота на журналистов и активистов.
Во время второго протеста несколько мужчин сорвали «флаг» так называемой «ЛНР», который на тот момент уже развевался над площадью, и сожгли его, вернув на место флаг Украины. Тогда демонстранты тоже пытались поговорить с оккупантами, которых на тот момент в городе было не много, и они заняли лишь отделение старобельской полиции. Но россияне не пошли на диалог, а в ответ только разрядили несколько обойм в воздух.
В то же время многие города и поселки Луганской области захватили войска России и «ЛНР». Жители тоже выходили на протесты, и некоторые демонстрации не обошлись без жертв. Так, в поселке Новопсков оккупанты, скорее всего, специально вместо пальбы в воздух стреляли по асфальту. Пуля отрикошетила и ранила одного из парней, участвующих в протесте.
