По оценкам* правозащитников, в Чечне ежегодно пропадают до тысячи человек. SOTAvision встретилась с матерью одного из них — Мовсара Умарова. Уже пять лет она ищет похищенного силовиками сына и не отказывается от надежды.
Автор: Лайла Абаджанова
Эсет Умарова год назад отметила юбилей — 60 лет. Более полувека у нее была самая обычная для чеченской женщины жизнь: четверо детей, внуки, работа, домашние хлопоты, принципиальная установка «не лезть в политику», которой она следовала сама и которой учила своих близких.
О том, что ее жизнь сильно изменилась, по внешним признакам можно и не заметить. Я встречаюсь с Эсет у нее дома, в станице Наурская. Улыбчивая хозяйка и ее старшая дочь Макка принимают меня максимально радушно: во дворе за большим столом угощают хинкали по-чеченскому рецепту (с чесночным соусом) и лепешками со сладкой густой начинкой из тыквы (хингалш), которые я до этого не пробовала ни разу. Прекрасный солнечный день, температура поднялась выше 30 градусов, но, когда мы заходим в комнаты, там прохладно — волшебная особенность частных домов на Кавказе. Только огромная, во всю стену, фотография Мовсара Умарова выдает, что наслаждаться этой жизнью Эсет, видимо, уже не сможет никогда.
«Спасибо вам за такого хорошего парня»
«Жили тихо, мирно: мы не мешали, нам не мешают, — начинает Эсет свой рассказ. — Когда отец моих детей умер, я работала штукатуром-маляром. Приходилось брать сыновей с собой на работу, чтобы они не шаболдались где попало и плохому не научились. Говорила им: пусть будет хоть какая-то работа, но только честный труд, чужого не трогайте».
Мовсар, по словам Эсет, рос очень спокойным ребенком. В школе — ни одной жалобы на него. Получив начальное образование, он поступил в строительный техникум в станице Калиновская, окончил его с отличием. Затем женился и уехал на заработки в Москву — устроился поваром в ресторан «Тануки». Жена, Асет Гичаева, осталась жить вместе со свекровью в Наурской.
«Когда Мовсар работал в Москве, его коллеги и начальники наперебой хвалили его, по телефону мне говорили: спасибо вам за такого хорошего парня», — продолжает с восхищением говорить о своем сыне Эсет. И подчеркивает: несмотря на то, что Мовсар очень много работал в тот период, он всегда находил время на семью — часто приезжал на выходные, помогал матери по дому, вывозил всех на отдых, а когда не мог приехать — звонил каждый день. «И утром, и вечером: мама, как ты там? Как здоровье? Как спалось? Кушать есть у тебя?», — вспоминает Эсет.
Однажды, во время очередного такого звонка, Мовсар сообщил: «Мама, наш директор хочет меня повысить — в другой ресторан управляющим поставить». Эсет не обрадовалась этой новости. «Испугалась, что он испортится, — объясняет она. — Обычно бывает так: где большие деньги, там и друзья нехорошие появляются, и алкоголь, и прочее. Я не первый год живу, знаю. Так что сказала сыну: Мовсар, не надо, езжай домой».
Сын послушался, вернулся обратно в республику и стал работать в одном из ресторанов в Грозном. Здесь о нем тоже отзывались исключительно хорошо. Как-то хозяин заведения поехал совершать паломничество в Мекку и на это время оставил все дела на Мовсара. Когда он вернулся и подсчитал полученную за время своего отсутствия прибыль, он сказал, что такой большой выручки не было за все время работы ресторана.
Незадолго до начала пандемии коронавируса Мовсар перешел работать в другой грозненский ресторан — Sushi Bro на улице Лорсанова, 9. Именно оттуда его и забрали кадыровцы. Произошедшее с Умаровым лишний раз доказывает: в Чечне для того, чтобы оказаться в лапах силовиков, совсем необязательно быть заклятым врагом режима. В случае Мовсара причины, из-за которых его похитили и, вероятно, убили, до сих пор не вполне ясны: то ли из-за просмотра оппозиционных роликов на YouTube, то ли просто по ошибке, перепутав с другим человеком.
«Никому не говорите, меня убьют»
Утром 19 июля 2020 года Эсет Умаровой позвонила ее сноха Асет и сказала, что Мовсар накануне вечером не вернулся домой и до сих пор не отвечает на звонки. Женщины поехали к Мовсару на работу. В ресторане в это время были только две сотрудницы, мать и дочь. Эсет спросила у них во сколько вчера уехал ее сын. Сотрудница помоложе ответила: вечером после смены, на своей машине — дескать, все как обычно. «Но по их виду я поняла, что с сыном что-то произошло, — рассказывает Эсет. — Поднялась на второй этаж, обошла все комнаты, даже в санузел заглянула. Думала, может ему подсыпали что-то в еду, может он на наркотики сел — чего только в голову не приходило! И вдруг в какой-то момент старшая сотрудница предлагает мне выйти на улицу. Отводит меня подальше в тихое место — и говорит: вашего сына вчера похитили военные, посадили в машину — и увезли. Судя по их разговорам, в РОВД Ленинского района. А нам велели молчать. Пожалуйста, никому не говорите, что я вам рассказала, они меня убьют».
Через час Эсет и Асет были на Алтайской, 17, по адресу отделения. «Я спрашиваю у дежурных: мой сын у вас?, — вспоминает Умарова. — Они отвечают: “Да”. “А что он натворил, по какой причине вы его забрали?”. Один из дежурных говорит: “Не переживайте, ваш сын ни в чем не виноват, через 2-3 дня отпустят”. О причине задержания — ни слова. Потому что ее не было! Я спрашиваю — а почему Мовсара не отпустят прямо сейчас, если он ничего плохого не делал? В ответ — молчание».
Ошибка вышла
На следующий день матери Умарова позвонил незнакомый мужчина. Представляться он отказался, но сказал, что Мовсара увезли в «Нефтеполк» — так в Чечне называют специальное подразделение Росгвардии, которое было создано в начале нулевых годов для борьбы с незаконным нефтебизнесом. Теперь оно известно совсем другими функциями.
Эсет приехала на территорию подразделения по адресу Федеративная, 10. Там ей подтвердили, что сын у них, однако увидеться с ним не разрешили. При этом ей снова пообещали, что Мовсара на днях отпустят, и даже назвали причины его задержания: якобы он смотрел ролики чеченского оппозиционного блогера Тумсо Абдурахманова. Но шли дни, и даже недели, Эсет неоднократно приезжала в «Нефтеполк», а Мовсара все не отпускали. Разговаривать с матерью сотрудники отказывались — только передачки забирали. И все-таки однажды человек в военной форме (к слову, тоже отказавшийся представиться) пошел с ней на контакт.
«Я вам по секрету скажу: вашего сына взяли по ошибке, перепутали с другим человеком. Но уже пошла огласка, поэтому теперь его не могут отпустить», — цитирует военного Эсет, добавляя, что, возможно, ее сына перепутали с Салманом Тепсуркаевым — чеченским оппозиционером, который был модератором антикадыровского телеграм-канала 1ADAT. Салман тоже какое-то время работал поваром в ресторанах в Грозном. Потом уехал в Геленджик, где его и схватили силовики — уже спустя два месяца после похищения Мовсара. По данным правозащитников, после нескольких месяцев заключения и пыток (Салмана, в частности, заставляли садиться на бутылку, снимая это на видео) Тепсуркаев был убит.
Последнее свидание
7 августа Эсет позвонил человек, представившийся сотрудником «Нефтеполка» Асланом, и сказал, что ей и другим родственникам Мовсара нужно срочно явиться на беседу. Эсет Умарова, Асет Гичаева, брат Мовсара Муса, а также их дядя сразу же приехали. Зайдя в кабинет, они увидели четверых военных (которых смогли запомнить и впоследствие опознать) и стоящего у стены Мовсара. Вид у него был подавленный, он сильно похудел.
«Нам сказали, что Мовсар публиковал плохие вещи в интернете, — рассказывает Эсет. — На столе лежал чемоданчик, в нем якобы были распечатки всего плохого, что мой сын написал про семью Кадырова. Я говорю им: он никогда бы такого не сделал, я его хорошо знаю. Мы бедные люди, в политику не лезем. Вы это сами придумали, чтобы звездочки на погоны себе заработать».
Один из сотрудников «Нефтеполка», назвавшийся Джабраилом (позже выяснилось, что его настоящее имя – Зелимхан Агмерзоев) сказал Эсет, что если Мовсар хочет выйти на свободу, то он должен поехать с кадыровцами в Ингушетию и Дагестан и помочь им в поимке двух людей, которых они разыскивают. А если сын откажется – его надолго посадят в тюрьму. После этого Умарова попросила военных дать ей поговорить с сыном наедине. Ей разрешили побыть с Мовсаром несколько минут в отдельной комнате. Это был последний раз, когда они виделись. Сейчас Эсет тяжело описывать эту сцену, она то и дело начинает плакать.
«Сын говорит: “Клянусь Аллахом, мама, я не знаю, почему меня здесь держат. И этих ребят из Дагестана и Ингушетии я не знаю”. Я ему отвечаю: “Эти ребята, которых ищут, наверняка такие же безвинные, как и ты, поэтому ни в коем случае нельзя в этом участвовать. Если тебя повезут, Мовсар, постарайся убежать. Не будет возможности убежать — дерись, пусть тебя убьют, только чтобы другие мамы не плакали”. Потом меня попросили выйти».
На следующий день Мовсар связался с Эсет с по телефону. По его голосу она поняла, что сын не может говорить с ней открыто — видимо рядом находился кто-то из сотрудников. «У нас был короткий разговор: как дела, как здоровье — и все», — вспоминает Эсет.
Еще через два дня Мовсар позвонил жене и неожиданно сообщил, что его отпустят буквально через пару часов, даже просил разогреть обед. Это был последний его разговор с семьей, дома он так и не появился.
18 августа Эсет позвонили из «Нефтеполка» и снова пригласили на встречу. Там сотрудник, называвший себя «Джабраилом», объявил, что Мовсар якобы сбежал во время операции по задержанию человека в Ингушетии.
Секретные материалы
С тех пор жизнь Эсет — нескончаемая череда судебных разбирательств и обращений в официальные инстанции. С помощью правозащитников ей даже удалось добиться возбуждения Следственным комитетом Чечни уголовного дела по статье «убийство», однако спустя два года следователь Хизир Атангереев, взявшийся за него, заморозил расследование из-за невозможности установить обвиняемых.
«Следователь чисто формально работал, – утверждает Эсет. – У него в заявлении вообще было написано, что мой сын вышел с работы — и просто исчез».
При этом представители Умаровой не могут добиться, чтобы ей, как потерпевшей, дали ознакомиться с материалами дела в полном объеме. В «Команде против пыток», которая помогает Эсет в судах, говорят, что по версии следствия в материалах есть секретная служебная информация, данные сотрудников и адреса охраняемых объектов, из-за чего знакомиться с ними нельзя.
В апреле 2024 года Висаитовский суд Грозного все-таки удовлетворил жалобу представителей Умаровой, признав незаконными действия следователя и обязав его ознакомить потерпевшую с уголовным делом в полном объеме. В июне Верховный суд Чеченской республики оставил это решение без изменения, и оно вступило в законную силу. Однако получить материалы на руки Умарова не может по сей день. Согласно статье 392 УПК, судебные решения обязательны для исполнения на всей территории Российской Федерации, но Чечня, как известно, особый в этом смысле регион…
«Это не только издевательство над матерью, которая на протяжении пяти лет не знает где ее сын и что с ним случилось, — говорит юрист «Команды против пыток». — Это издевательство над законом Российской Федерации. Боюсь, мы будем ходить по заколдованному кругу годами, пока не истекут сроки привлечения к уголовной ответственности».
Не суд, так Аллах
В действительности основные лица, причастные если не к убийству, то, как минимум к похищению Мовсара Умарова, известны. Это четверо военных из «Нефтеполка»: Зелимхан Агмерзоев (сотрудник, который представлялся родственникам Умарова «Джабраилом»), Алик Бисаев по прозвищу «Дарта», Аслан Адаев и Хусаейн Митаев. Все четверо опознаны по фотографиям и роликам в соцсетях. В январе 2022 года следователь Атангереев даже был вынужден провести очные ставки между ними и матерью Умарова. На ней военные заявили, что видят Эсет впервые, а Мовсара не похищали. «Я просто в шоке была, — вспоминает Умарова. — Хоть бы один из них правду сказал!».
Главным виновником исчезновения Мовсара его мать называет Алика Бисаева(«Дарта»). По словам Эсет, он хотел повышения по службе. Умарова утверждает, что однажды в кулуарном разговоре спросила у военного, почему он похитил ее сына, когда тот ни в чем не виноват. «Дарта», с ее слов, ответил: «А что мне было делать? Мой начальник сказал: результат давай».
К слову, сегодня «Дарта» сидит в инвалидной коляске. Эсет рассказывает, что его в числе других сотрудников «Нефтеполка» отправили на «СВО», и там их штаб разбомбили. «У него нижняя часть тела под плитой осталась. Дай Аллах, чтобы он еще 50 лет в таком состоянии прожил. Я просила Всевышнего наказать всех, кто отнял у меня сына. Написано же в Коране: бойся обиженного тобой человека, он будет меня просить, и я ему отвечу. Вот Всевышний мне и ответил».
Эсет надеется, что и остальных виновных в похищении Мовсара накажет если не правосудие, то Аллах.
«Я погладила труп — это ведь тоже чей-то сын»
Все пять лет с момента исчезновения сына Эсет Умарова ведет и собственное расследование, хватаясь за малейшие зацепки, которые, как ей кажется, могут вывести на след Мовсара.
Однажды, просматривая видео в YouTube, Эсет обнаружила информацию, что в те же самые дни, когда по словам кадыровцев Мовсар сбежал от них в Ингушетии, в лесном массиве рядом с ингушским селом Галашки были убиты трое «боевиков». Эсет решила, что, возможно, один из погибших – ее сын, и поехала на поиски.
В Галашках, в местном полицейском участке, Умарова добилась встречи с участковым. «Ислам его звали, — вспоминает она. — Он подтвердил, что было такое дело. Три трупа. Потом вышел из кабинета, минут двадцать разговаривал по телефону. Вернулся — и сказал, что материалы переданы в Сунженский следственный отдел, предложив меня туда отвезти. Я села к нему в машину. Сейчас задним числом думаю: какая же я смелая стала. Ведь могли прихлопнуть и выкинуть».
В дороге ничего не случилось. Участковый отвез Эсет в Сунжу, где местный следователь рассказал подробности дела о ликвидации «боевиков» — в частности то, что из трех тел одно не удалось опознать. Умарова попросила дать ей посмотреть на неопознанный труп — вдруг она узнает в нем сына? «Следователь меня спрашивает: были ли у Мовсара особые приметы? Я отвечаю — да, на затылке заметный шрам и родинка на лице. А он говорит: это не поможет, труп без головы…».
Эсет все равно настояла на опознании, вспомнив, что у Мовсара есть еще шрам от аппендицита на животе, да и вообще — разве не узнает мать своего сына по телу?
На следующий день следователь повез ее в морг в Назрани. «Перед тем, как зайти на опознание, я почти целый пузырек валерьянки выпила, — рассказывает Эсет. — Захожу, а на столе лежит труп без головы и рук. У меня в глазах потемнело. Потом чуть успокоилась, стала на остальные части тела смотреть, на пальцы ног. Понять что-либо невозможно, труп много времени в морге пролежал, тело все в отеках и ранах. Но шрама на животе вроде нет».
На всякий случай Эсет попросила у следователя разрешение взять с трупа образец ДНК, чтобы провести анализы и сравнить со своим ДНК-профилем. Ей не разрешили. Тогда мать Умарова проникла в морг самостоятельно, в другой день — и уговорила помочь ей одного из сотрудников. «Он меня впустил, дал ножницы, я отрезала ногти с ног, в бумажку завернула. Напоследок погладила труп… Даже если это не Мовсар, это ведь тоже был чей-то сын», — объясняет Эсет.
ДНК-тест показал: погибший «боевик» на сто процентов не является родственником Умаровой.
«Если бы не дети, я бы давно отомстила»
Я спрашиваю у Эсет, не боится ли она продолжать поиски сына, ведь люди, которые причастны к его похищению, могут сделать с ней все, что угодно. «За себя не боюсь ни капельки, — уверенно отвечает она. — А вот за детей, внуков — страшно. Если бы не они, я бы давно отомстила».
Эсет рассказывает, что даже младшая дочь Мовсара, Аминат — несмотря на то, что ей был всего год, когда похитили отца — каким-то образом его запомнила и ждет. «Амишка, когда видит его фотографию, говорит: это мой папа, мы с ним на рыбалку ходили!».
Средней внучке Эсет, Ясмин, сейчас 12 лет, старшему внуку, Салавди — 14. Умарова вспоминает, как в первое время после похищения Мовсара внуки приезжали к ней в гости каждые выходные. «Салавди постоянно спрашивал: бабушка, а когда Мовсар вернется, зачем его столько времени держат? А у меня слезы текут… В последнее время он мне такие вопросы не задает, знает, насколько мне больно. Хотя видно, что иногда ему хочется. Зовет меня: “Бабушка!”. Я спрашиваю: “Что тебе?”. А он смотрит на меня — и говорит: “Ой, я забыл, что хотел спросить”. Но я-то чувствую, что про своего отца хотел…».
Несмотря ни на что, Эсет по-прежнему верит: Мовсар жив. Говорит, сердце ее так чувствует. «С незнакомого номера звонят, я беру трубку — и каждый раз надеюсь, что на другом конце мой сын», — делится она. Как долго можно прожить в постоянном ожидании, одновременно с этим — в неизвестности, и не сойти с ума? Когда мы прощаемся, Эсет говорит, что скоро снова собирается в путь — проверить еще одну возможную зацепку. Ее она называет «последней».
По данным* Центра защиты прав человека «Мемориал», за прошлый год в Чечне местные силовики похитили минимум 952 человека. В докладе правозащитников о насильственных исчезновениях людей говорится, что «в настоящее время в кадыровской Чечне действует система нелегальных секретных тюрем, где похищенных содержат месяцами, подвергая унижениям и пыткам», некоторых из них — казнят. «Как правило, такие тюрьмы располагаются в местах дислокации элитных частей и подразделений кадыровцев, формально входящих в систему МВД России или Росгвардии», — резюмируют в «Мемориале». Среди таких подразделений называется и «Нефтеполк», с территории которого не вернулся Мовсар Умаров.
