Бывшая редактор Первого канала Марина Овсянникова покинула Россию после того, как на нее завели уголовное дело по статье о «дискредитации» армии РФ. Ей пришлось нелегально пересекать границу страны и вести с собой маленькую дочь. Уже несколько месяцев журналистка живет в Европе и пишет книгу о своем антивоенном срыве эфира весной 2022 года. О том, как выглядит жизнь Овсянниковой сейчас и чего ждать от ее мемуаров — в интервью SOTA.
О вашей пропаже в России стало известно в конце сентября, сейчас уже март. Где вы были?
Я долгое время находилась во Франции. Просто не выходила в публичное пространство. Как-то пыталась наладить свою жизнь и получить политическое убежище.
Судя потому, что вам удалось пересечь российскую границу будучи под домашним арестом, еще и с одиннадцатилетней дочерью, видимо, сбежать из России сегодня не очень сложно?
Конечно, до этого так делали и Pussy Riot, и Любовь Соболь, и, насколько я помню, брат Навального тоже покидал Россию, находясь под уголовным преследованием. Границы России не на надежном замке, так как везде процветает разгильдяйство. Никто особо не хочет работать на этот режим.
Оставалось буквально девять дней до суда. Мой адвокат постоянно говорил: «Беги из России, они в конечном итоге тебя посадят». Я понимала, что они действительно меня посадят, потому что ФСИН начал фиксировать мои нарушения (домашнего ареста, — ред.). У меня убежала собака на соседский участок, я за ней выскочила. У них, соответственно, это отражается, так как я покинула периметр, который мне очерчен.
Потом следователь начал звонить моей подруге Кристине, которая помогала мне под домашним арестом. Она просто приносила мне еду, иначе бы без нее я вообще не выжила. Помогать мне просто было некому, мама отвернулась, сын ушел из дома. Вот следователь СК позвонил ей и вызвал на допрос. И мы поняли, что ее сейчас хотят привлечь в качестве соучастника этого так называемого «преступления» на Софийской набережной, потому что она снимала этот пикет. Мы прекрасно понимали, что обстановка накаляется, и что, скорее всего, это закончится настоящей тюрьмой.
«Путин — убийца. Его солдаты — фашисты. 352 ребенка погибли. Сколько еще должно погибнуть детей, чтобы вы остановились?» — так выглядел плакат Марины Овсянниковой, с которым она встала в пикет напротив Кремля
Времени было мало, мы очень долго не могли понять, в какую сторону бежать. И где это вообще возможно сделать, потому что одно дело, когда бежит мужчина, сильный физически, а другое дело, когда это женщина с ребенком. За нас до последнего никто не хотел браться. Потом Дима Захватов (адвокат ОВД-Инфо, — ред.) нашел направление, в котором можно было бежать. Мы выбрали ночь с пятницы на субботу, когда все уже правоохранительные органы отдыхали. Мы прекрасно понимали, что следователь, который занимается моим делом, выйдет на работу только в понедельник и только тогда объявит меня федеральный розыск. Поэтому у нас было реально два дня на то, чтобы покинуть территорию России.
Как всегда, все пошло не по плану. Мы использовали семь автомобилей. Последний автомобиль застрял в грязи в нескольких километрах от границы. Мы выскочили в голое поле, вокруг была кромешная тьма. Внезапно это поле оказалось перепахано, и пройти по нему было вообще нельзя. Мы постоянно куда-то проваливались и утопали в грязи. В общем, это был кромешный ад и ужас. При этом я еще тащила на себе какие-то вещи, потому что изначально Дима Захватов говорил, что вам там надо будет пройти где-то метров 700, максимум километр до границы, и там вас встретят, и все хорошо организовано. Естественно, в последний момент выяснилось, что это не так.
В общем, полночи мы блуждали по этому полю, пытаясь найти хоть какую-то дорогу. С нами был сопровождающий, который искал путь буквально по звездам, потому что сотовая связь не работала. Мы были уже на пределе человеческих возможностей. Признаюсь, я на этом поле рыдала, говорила «давайте я уже сяду в тюрьму» и «зачем я затеяла всю эту авантюру». Но, в конечном итоге, я рада, что все завершилось благополучно: заработала сотовая связь, и наш сопровождающий смог выйти на контакт с людьми, которые ждали нас на другой стороне границы. Так мы через лес и болото вышли в правильном направлении.
«Уважаемые сотрудники ФСИНа, наденьте такой браслет на Путина!». Марина Овсянникова обратилась к российским правоохранителям
Ваш адвокат рассказал мне, что президент принимающей страны лично распорядился о вашем убежище. Вы правда контактировали с Макроном или с Елисейским дворцом?
Нет, я не контактировала ни с Макроном, ни с Елисейским дворцом. Единственное, что сразу после моего первого протеста в прямом эфире Макрон публично заявил, что они готовы оказать мне дипломатическую защиту и предоставить политическое убежище. Но в тот момент мне это было абсолютно не нужно, потому что я не хотела эмигрировать из России. Я поехала работать (в немецкий Die Welt, — ред.) в качестве журналиста, и тогда у меня не было планов куда-либо уезжать. Но когда ситуация уже сложилась таким образом, что или тюрьма или эмиграция, то, конечно, я обратилась за помощью.
Я могу сказать, что в первую очередь мои адвокаты и друзья нашли такую неправительственную организацию как «Репортеры без границ», которая помогала мне выбраться из России уже по европейской части пути. Это было полностью организовано при помощи «Репортеров без границ», и я бесконечно им благодарна за эту помощь.
Опишите ваш нынешний быт. Чем вы занимаетесь в последние месяцы?
Я же написала книгу. Я начала писать ее под домашним арестом в Москве, закончила уже в Париже. Сейчас ее переводят на несколько языков. Сейчас я нахожусь в Германии, занимаюсь промоушеном этой книги с журналистами и с читателями. Потом будут Нидерланды, и, возможно, еще Румыния на очереди.
Большой дом в Москве я поменяла на маленькую съемную квартиру в Париже, машину поменяла на велосипед.
Променяли? Продали дом в России и купили квартиру в Париже?
Нет, ты что? Квартира съемная. Мой дом же захватили. Теперь там живет бывший муж с моим сыном. Я его даже сдать не могу. Все, что у меня было, я оставила. Это маленькая квартира в Париже, которую снимают для меня «Репортеры без границ».
Жила я исключительно на деньги, которые выручила от продажи машины. Ну вот сейчас какие-то средства, наверное, заработаю на книге. Но вообще я ищу работу, я как бы не намерена сидеть сложа руки. Я буду работать, чем-то заниматься.
Не боитесь ли вы «длинной руки Кремля»? Не опасаетесь пить воду в общественных местах? Трогать дверные ручки? Есть ли у вас охрана?
Все мои друзья из России шутят: «Что ты предпочитаешь: полоний, “Новичок” или просто автокатастрофу?». Я отшучиваюсь в ответ и стараюсь не думать об этом. В любом случае я соблюдаю определенные меры безопасности.
Что с вашим российским имуществом? Если у вас там остались какие-то близкие? Остались ли вообще какие-то «ниточки» с Россией, за которые там еще могут потянуть?
Нет, у меня ничего не осталось в России. Еще после своего первого протеста я переписала единственную недвижимость, которая у меня была. Это дом, я подарила его в равных долях детям. Машину мне удалось продать, когда я вернулась в Россию буквально за два дня до того, как на нее суд наложил арест по требованию моего бывшего мужа. Так что ничего больше у меня не осталось.
Из близких у меня остались там только мама и сын, которые поддерживают политику Путина. Мама так и вовсе говорила, что меня надо посадить в тюрьму. Поэтому, я думаю, на них давить не будут.
Как ваша дочь перенесла побег? Скучает ли она по России, по друзьям, по школе?
Арина перенесла все стойко и мужественно. Я даже не надеялась и не могла представить, что у нее окажется больше сил, чем у меня преодолеть это чертово поле и вообще весь этот наш путь пройти. Арина абсолютно в порядке. Звонит иногда своим подружкам из России, общается с ними, активно учит французский и английский языки. В общем, пытается интегрироваться.
«Папа, почему ты был таким подлецом?». 11-летняя дочь Марины Овсянниковой сбежала от отца к матери, которая находится под домашним арестом
А когда вы последний раз общались с ее отцом?
У нас не было разговора с ним после 14 марта, он заблокировал меня во всех мессенджерах. Сейчас вообще сменил все телефоны, с ним никто не может связаться, ни адвокат, ни друзья, никто ни с кем не общается. Он ограничил меня в родительских правах, по решению российского суда я должна платить ему алименты на дочь, которая сейчас находится со мной.
Теперь у него все хорошо, он живет в моем доме и не общается с дочерью. При этом дочь, видимо, тоже стала для него врагом.
Мне просто интересно, когда падет режим Путина, как он будет смотреть в глаза своей дочери? Потому что Арина хочет с ним общаться. Я просила через сына, чтобы муж все-таки связывался с ней, общался, но, к сожалению, пока так. Мне очень горько от всего этого.
«Как я выступила против кремлевской пропаганды». SOTA публикует отрывок книги журналистки Марины Овсянниковой об акции в прямом эфире и «фабрике пропаганды» на Первом канале
Многие могут воспринять вашу книгу как попытку выговориться, оправдаться или даже раскаяться за работу на Первом. Так ли это?
Да нет, я не рассматриваю это как попытку оправдаться. Это просто моя автобиография. Основной упор, конечно, в книге сделан на события последнего года и на то, как российское телевидение постепенно превратилось в мощную машину по промывке мозгов. Я долгие годы наблюдала за этим, но у меня не хватало силы и мужества высказаться.
Нет, я не считаю это за попытку оправдания. Зачем? Перед кем мне оправдываться? Понимаешь, через несколько лет, когда вся эта шумиха схлынет, я останусь наедине со своей собственной совестью. Мне важнее, что будет говорить она, нежели то, что будут говорить на этот счет оппозиционеры или последователи Путина.
Как сегодня можно прочитать вашу книгу в России? Желательно на русском языке.
В России пока никак. Мы активно ищем издательство, которое сможет опубликовать ее на русском языке. Но пока подходящих нам предложений особо нет. Моя литературная агент находится в Германии, и она пока еще не оставляет попыток найти такое издательство.
Если рядовой зритель российского телевидения вдруг решится прочитать от корки до корки вашу книгу, то она будет способна его в чем-то разубедить?
Это очень сложный вопрос. Люди находятся в информационном пузыре и сейчас, конечно, должна идти борьба за их умы. Знаешь, как во времена Холодной войны.
Должно что-то быть наподобие. Голос Америки, немецкая волна, как раньше. Сейчас я считаю, что самая главная задача европейского и американского обществ — поддерживать русскоязычные независимые СМИ, которые еще существуют. Которые еще не раздавило российское государство.
И я вижу, что журналисты вдохновляются моим примером. Ребята из «Ленты.ру» об этом говорили, и этот парень из «Комсомолки» написал мне в «инсте», что мой поступок его вдохновил (речь об истории, когда сотрудники «Ленты.ру» и «Комсомольской правды» поставили на сайте изданий «антивоенные» заголовки, — ред.). К тому же мои бывшие коллеги наблюдают за моей деятельностью, читают мои интервью и соцсети.
Новостник «Комсомольской правды» выложил на сайт издания антивоенные публикации и посты о пытках над Алексеем Навальным
А ваша книга в первую очередь кому адресована?
Слушай, моя книга больше адресована, наверное, западной публике. И в меньшей степени адресована россиянам, я думаю. Потому что, ну… это даже больше моя личная история.
Вы говорили, что любите Россию и желаете ей процветания. В тоже время вы напоминаете о своих украинских корнях и желаете победы Украине. Сейчас вы во Франции, и, судя по всему, надолго. С какой страной вы связываете свое будущее?
О, это сложный вопрос. Знаешь, я связываю свое будущее со всем нормальным, цивилизованным миром. Потому что то, в какой изоляции сейчас находится Россия, шокирует и очень сильно удручает. Я не оставляю возможности вернуться в Россию, когда падет режим Путина. Сейчас я, к сожалению, этого сделать не могу, потому что мне грозит там 10 лет тюрьмы по этой антиконституционной статье о фейках, но я надеюсь, что Путин не вечен и когда-то в России наступят светлые времена. И я, конечно, хочу вернуться на свою Родину, потому что у меня там остались и мама, и сын.
