Этот разговор мы записывали в мае 2024 года. Редакция планировала сделать текст про жителей Камчатки во время войны: как они относятся к вторжению в Украину, переживают кризис и реагируют на решения федеральной власти.
Такой материал сделать не получилось, зато получился большой разговор с последним публичным оппозиционером региона Алексеем Петровым. Его публикацию мы решили отложить до появления какого-либо инфоповода — и вот он, к сожалению, возник. Мы ждали громкую новость про Камчатку, но не думали, что что-то случится с героем нашего текста.
Последние четыре года Петров проживал с женой в Москве, но оставался активным участником жизни Камчатки, периодически прилетая в регион по личным и общественным делам.
8 января 52-летнего Петрова задержали в Петропавловске-Камчатском. Стало известно, что на активиста завели уголовное дело о «призывах к терроризму» за комментарии от августа 2020 года, написанные в одной из соцсетей. В них мужчина в шуточной форме предложил «неосторожно ввести вакцину некоему кремлевскому Кащею в надежде, что его заберет вирус».
Экспертиза решила, что в фразе о Кащее содержится призыв к посягательству на жизнь президента России. Алексея Петрова определили в СИЗО до 6 марта. По статье обвинения ему грозит до 7 лет колонии.
Читайте разговор, который SOTAvision успела провести с Алексеем Петровым до его задержания, — о жителях Камчатки и их восприятии путинской войны.
Одна версия России с Камчатки начинается, а другая заканчивается
По данным FedStats, на момент 1 января 2025 года население Камчатки составляет 289 151 человек. Из них 226 149 человек (78,21 %) — городские жители, 63 002 человека (21,79 %) — сельские жители. При этом в регионе всего три населенных пункта, который имеют статус города города: Петропавловск-Камчатский, Елизово и Вилючинск.
Большинство, чуть более 163 тысяч человек, живет в Петропавловске-Камчатском. По численности это как одно Бирюлево в Москве.
Местные жители не в полной мере разделяют те ценности и взгляды, которые существуют на Большой Земле. Регион отличается от столицы и своей ментальностью, поскольку формировался за счет беглых людей.
«Кто от чего бежал: тотальной нищеты, от столицы, от несвободы. Были и просто ссыльные. Поэтому регион так или иначе несет эту «печать независимости от империи». На данный момент эти взгляды сохранились и уже трансформировались в современной окраске», — рассказывает камчатский активист, журналист Алексей Петров.
Петров напоминает, что в советские годы была даже известна присказка «Там, где начинается Камчатка, советская власть заканчивается». Ныне z-патриоты пытаются популяризировать другую версию выражения: «С Камчатки начинается Русский мир».
— У нас 9 часов разница с Москвой, прилететь можно только самолетом — туда нет дорог. Никаких. Совсем — ни железных, ни автомобильных. Поэтому регион был всегда закрытым. Попасть туда в советские и постсоветские времена можно было только по вызову. Туда везли специалистов, инженеров, преподавателей, учителей, геологов. На Камчатке до 90-х годов был самый высокий уровень людей с высшим образованием в стране. Поэтому, конечно, взгляды весьма специфические, — говорит Алексей Петров.
— Возникает ли у жителей Камчатки какое-то негативное отношение к Москве?
— Дальневосточный шовинизм присутствовал даже у меня. Мы знаем, что все денежные средства, которые выкачиваются, поступают в столицу, а регионам по остаточному принципу сбрасывается «на те, Боже, что нам не гоже». Каждый год нам говорят «вы дотационный регион, вы нищие, вы сирые и убогие».
Когда мы говорим: «Подождите, мы рыбный цех страны!», отвечают: «Это не ваше! Недра — это федеральная собственность, море — это федеральная собственность. А то, что у вас — вы же прокат не производите, станки не делаете, самолеты не клепаете, значит, вы ничего не производите, только жрете! Вы нахлебники!»
Естественно, люди, послушав таких чиновников, формируют свое отношение к столице.
— В чем ощущают еще разницу?
— Столица яркая и красивая, а Камчатка серая. Я как-то из Москвы вернулся, ходил и спрашивал: «Ребята, почему все такое серое и убогое, почему блеклое такое, почему даже рекламные вывески выцветшие?». Мне начали говорить: «Ха! Приехал из Москвы, прикатил барин!».
Тогда я поменял установку и говорю: «Ребят, у меня поврежден зрительный нерв и что-то, наверное, с психикой, потому что я как-то неверно отобразил цвета и у меня картинка стала блеклая». Народ хихикал и такой: «Ну да, вот так».
Могу сказать, что любой, приезжающий на Камчатку с «материка», так же сразу видит серость и убогость. Эта разница с федеральным центром тоже формирует отношение к богатой и сытой, довольной и красивой Москве.
При этом Камчатка обладает богатейшими природными ресурсами. Здесь сосредоточено до трети мировых запасов нерки, добываются десятки тонн драгоценных металлов — золота и платины, — хотя это вдребезги уродует Камчатку, оставляя абсолютно безрыбными, пустыми реки. И эта богатая Камчатка оказалась совершенно бедной вместе с людьми, которые там живут.
Да, сейчас уже довольно сложно найти тех людей Севера, которые были раньше — которые сохраняли традиции, навыки, например, как вести себя во время пурги. И тем не менее, население все равно к Москве и к навязываемым ценностям относится несколько скептически и с недоверием. Люди уже давно убедились в том, что правительство живет на другой планете, как сказали бы в «Кин-дза-дза».
Бедность жителей региона и богатства чиновников
Петров отмечает, что среди жителей Камчатки много тех, кто за свою жизнь ни разу не выезжал на «материк». А о поездке в столицу вообще для многих не может быть и речи, если цена билета в одну сторону составляет порядка 30 тысяч рублей. Для местных «хорошо», если доход достигает хотя бы 50 тысяч рублей.
«Не та «медианная» зарплата, которую пишут. И тридцать нужно выкинуть просто на дорогу. Поэтому люди живут в своем маленьком мирке и не очень относятся к каким-то большим московским дядькам», — объясняет Петров.
— Как люди в целом относятся к федеральным чиновникам?
— Ну, все чиновники, которые приходили на Камчатку и уходили в федеральный центр — обманули. Начиная с Ирины Анатольевны Яровой, которая для всех здесь «Шапокляк», очень плохой человек, и продолжая путинскими губернаторами вроде Кузьмицкого, который «Леха Мигалкин»: никто не понимал, для чего в деревню, где живет 2000 человек, ночью приезжает кавалькада в сопровождении ГИБДД. Это срединная Камчатка, 9 месяцев лежит 2-3-метровый снег, устраиваются гонки на собачьих упряжках, а «Леха» приезжает на мерседесе с мигалкой ночью. Народ ржал над ним. Все понимали, что это просто путинский дядька и наркоман, который посидел и уехал, оскандалился и свалил. И никто ничего не сделал для региона!
— Какие результаты работы можно отметить у таких региональных «правителей»?
— Рыбы нет. Рыба вся вывозится. Каждый год власти рапортуют о том, что сотни тысяч тонн прекрасного дикого лосося вывозится за рубеж. Он добывается в прикамчатских морях и камчатских реках. Вся красная рыба давно принадлежит Москве. Все рыболовецкие предприятия принадлежат Москве.
Поэтому, когда меня просят: «А привези нам икры», я говорю: «А смысл, сходи в магазин, купи. Будет всего на 500 рублей дороже».
Коммунальные платежи различаются в разы. Почему так? Или мы граждане не одной страны?
Последние крохи публичного протеста
Когда мы спросили Петрова о том, много ли в регионе осталось оппозиционеров и кого такими еще можно назвать, первым делом он назвал журналиста и главу местного отделения «Яблока» Владимира Ефимова.
Весной 2023 года местный суд приговорил Ефимова к штрафу в 200 тысяч рублей за «дискредитацию армии» и на два года запретили ему публиковать материалы в интернете.
— Володя человек, который когда-то создал региональную телевизионную компанию ТВК. Я пришел к нему еще пацаном работать электриком и вырос до своих проектов. Он всегда был достаточно неспокойным человеком. Когда началась вся эта войнушка, Володя не молчал. В фейсбучной группе «Камчатка» резвился как хотел. Естественно, совсем недолго резвился, — вспоминает Петров.
— Как Ефимов отреагировал на свое преследование?
— Он довольно старенький уже. Когда его в очередной раз попытались законопатить в кутузку, он мне рассказывал: «Представляешь, Леха, я даже думал симулировать, что ли, и тут — как сердчишко хлопнуло! Меня в больничку и увезли».
Разыгралась у него эта драма, и его медики не отдали ментам, сказали: «Вы ничего не сможете сделать, иначе вы его похороните прямо здесь». И они его увезли в больницу.
Он сердечник, у него куча всяких болячек. Я говорил ему: «Ты же понимаешь, что тебе туда нельзя?» Но он впрямую идет рубиться, говорит: да что вы со мной ни делайте! Мы в телевидении по несколько десятилетий с ним отмахали. И мы отлично понимаем, что вообще творила наша родина и что творит сейчас.
— Кого, помимо Владимира, вы еще можете назвать из оппозиционно настроенных?
— Сейчас в регионе практически не осталось кого-то. Есть какие-то вспышки на солнце: то один выскажется, то другой, у третьего нервы сдадут, а так — какой-то активности нет.
На самом деле нас растоптали. Режим, который сейчас у нас установлен, действительно будет мочить — и люди это понимают. Люди это чувствуют нутром, которое уже переработало сталинизм. Нас действительно поломали и ломают постоянно. Над нами установлена хунта почище полпотовской. Поэтому и боятся, поэтому и молчат.
Вы думаете, я не боюсь? Ситуация такая, что бояться надо. Я понимаю, чем я занимаюсь, и понимаю, какова может быть цена. Мне совершенно не хочется за решетку. Но делаешь, что должен, делаешь, что можешь. И будь что будет. Но делать надо, и говорить надо.
