В ноябре 1973 года в США состоялось последнее судебное заседание, на котором полностью оправдали активистов по делу «Чикагской семерки» — их обвиняли «в сговоре с целью бунта». Активисты попали под суд из-за участия и организации митинга против войны во Вьетнаме, который состоялся в Чикаго; мероприятие закончилось столкновением с полицией. Показательным процессом власти (тогда был избран президент-республиканец Ричард Никсон) хотели остановить антивоенные протесты в стране.
Процесс «Чикагской семерки» и сегодня остается настолько актуальным, что в 2020 году Netflix выпустил полнометражный фильм об этих событиях. Если в США антивоенные митинги сравнивали с протестами Black lives matters, то нам этот суд напоминает российские реалии.
В 1969 году на скамью подсудимых посадили восемь человек, но затем дело одного из них — сооснователя радикальной организации «Черные пантеры» Бобби Сила — перевели в другое производство. Восьмерка превратилась в семерку, всех членов которого судья Джулиус Хоффман приговорил к тюремным срокам «из-за неуважения к суду». Они получили разные сроки длительностью до 5 лет.
Если бы этот процесс проходил в России, то органично встраивался бы в нынешнюю систему «басманного правосудия» — против активистов выступала действующая власть, им грозили 10-летние сроки, судья «играл» на стороне обвинения. Правда, правосудие в итоге победило — благодаря общественному давлению «чикагцев» выпустили под залог, а затем прекратили преследование. Мы поговорили об этом деле с Энди Остин, которая освещала этот процесс как художница. В США в некоторых штатах действует правило 53 — оно запрещает снимать в зале суда.
«Чикагская семерка» — ваш первый опыт работы в качестве судебного художника. Ваши скетчи тут же взяли такие издания, как Associated Press и The New York Times. Как вам это удалось, учитывая, что у вас не было соответствующего опыта?
Практически чудом! Во время протестов в Чикаго я была школьным учителем по рисованию. Я пыталась зарисовывать митинги, но мне хотелось попробовать себя в качестве судебного художника. Я понимала, что дело «Чикагской 7/8» — уникальное, что обязательно хочу увидеть все собственными глазами и показать это другим. Тогда я еще не была журналистом, поэтому было очень трудно попасть в зал суда. С каждым днем дело становилось все более громким — на него стремились многие, в судебный зал тянулась огромная очередь.
Я решила попасть в секцию для прессы, но в первый же день охрана при входе в здание суда конфисковала у меня карандаши и блокноты для скетчей. Я звонила и писала председательствующему судье Джулиусу Хоффману. Но, увы, это ничего не дало. Тогда один из знакомых журналистов посоветовал отправить телеграмму судье. Это сработало! Тогда телеграммы обладали магическим эффектом. Потом я договорилась о сотрудничестве с одним телеканалом и так стала аккредитованным журналистом. На суд я ходила с красной банданой, которую держала в левой руке, чтобы убирать пот со лба — настолько сильно я волновалась.
Чем это дело запомнилось для вас?
Это был один из самых трудных процессов в моей карьере судебного художника (Энди проработала в американских судах 43 года — прим. авт.). В отличие от привычных дел, где все большую часть времени сидят на своих местах, на этом люди постоянно двигались, дрались, валялись на полу. Как понимаете, у художника есть всего несколько секунд на наброски. Это был кошмар, это было действительно трудно! Я переживала по поводу фона, мои наброски плавали в белом пространстве. Несмотря на то, что мне было тогда уже за 30 лет, достаточного опыта у меня не было. Этот процесс был настоящим испытанием: в моей голове крутилась мысль, что мои неуклюжие наброски увидят миллионы людей по всей стране. Но мне удалось отбросить эти мысли.
Благодаря художникам общественность увидела скетч со связанным Бобби Силом, которому засунули кляп в рот во время заседания. Наверное, дикий случай даже для современного суда в любой стране. В вашей карьере случалось что-то подобное?
На моей памяти был только один подобный случай, когда в зал суда внесли прикованных к стульям участников пуэрториканской FALN (Fuerzas Armadas de Liberación, Армия освобождения Пуэрто-Рико, устраивала террористические акции в США). Насколько помню, у них была драка с помощниками шерифа. Это было очень трудно рисовать.
В деле «Чикагской семерки/восьмерки» Бобби Сил был единственным, кто был похож на настоящего обвиняемого, он единственный из восьмерых постоянно находился под стражей. Подтянутый и худой, в простом свитере и черных брюках, он каждое утро выходил из камеры, сжимая в руках учебники и желтые блокноты, и опускался на свое место. Он пришел в ярость, когда судья запретил ему дожидаться своего адвоката, который проходил реабилитацию после операции. Силу запретили выбрать другого адвоката. В общем, судебный процесс постоянно прерывался: Бобби кричал, что его лишают прав, не позволяют представлять себя и проводить перекрестный допрос свидетелей. В итоге он назвал судью расистом и фашистом.
Как отреагировал судья?
Судья предупредил, что по закону он может приковать Бобби Сила к стулу. Помню, что на следующее утро было очень напряженно. В зале было порядка 25 маршалов (аналог судебных приставов в России — прим. авт.), обычно их было гораздо меньше. В зале люди поднимались со своих мест, кричали, потрясали кулаками, а маршалы возвращали их в кресла. Сил прокричал, что судья ведет себя как работорговец — как Джордж Вашингтон и Бенджамин Франклин. Их портреты как раз висели в судебном зале. Помню, что фигура Сила исчезла, когда маршалы окружили его. К сожалению, я пропустила сам момент, когда Сила увели, чтобы связать и поставить кляп. Мне надо было срочно бежать на телеканал. В итоге коллега мне описывал по телефону, как выглядел в тот момент Бобби Сил, из чего был сделан кляп, как выглядел стул и прочее. Скетч показали по телевидению в тот же день, а затем его взяли в Associated Press. Так коллега-журналист спас мою карьеру!
Вы потом видели Бобби Сила: это было похоже на то, что вы изобразили?
В целом да, к следующему заседанию ничего особенно не поменялось. Его привезли на металлическом стуле, он пытался высвободиться из кожаных ремней и пытался кричать через кляп. Когда он вертел головой из стороны в сторону, вены на его шее вздувались. Это было похоже на средневековую пытку. В какой-то момент Бобби Сил высвободил одну из рук, вынул кляп и крикнул: «Вы, фашистские псы, гнилые, сукины дети!» На следующий день из изолятора Сила вынесли, как египетского фараона, на тяжелом деревянном стуле. Его ноги были привязаны к ножкам, руки — к спинке, а поперек рта был протянут широкий кусок клейкой ленты.
Каким был этот судья Хоффман?
Он был похож на только что вылупившуюся птицу — невысокого роста, примерно метр пятьдесят четыре, и уже в возрасте — 74 года. Что-то подобное изображено на печати окружного суда США штата Иллинойс, если посмотрите. Это если про внешность. А так он был довольно харизматичен, в этом не откажешь. Но мне запомнилось, что речи были довольно высокопарными, грубыми, а это довольно сильно провоцировало подсудимых на ответную грубость.
Какими вы запомнили других участников чикагского дела?
О, их было очень трудно рисовать — они были нервными и возбужденными, что было понятно, учитывая несправедливые обвинения Минюста США и заранее предвзятую позицию судьи. В самом начале процесса судья отказался выносить решение о законности прослушки обвиняемых. Он зачитал обвинительное заключение таким образом, чтобы убедить присяжных в виновности «Чикагской восьмерки».
А как оценили ваши рисунки сами участники дела?
Некоторые из них видели мои рисунки. Но мы больше переглядывались и немного флиртовали. По-настоящему сесть и поговорить просто ни у кого не было времени. Дайте вспомнить. Том Хейден — худощавый паренек в джинсах, с большим носом, сонными глазами и лохматой челкой. Помню, как он прислал мне записку, в которой написал, что я очень сексуально поднимаю взгляд во время рисования.
Однажды другой обвиняемый, Ли Вайнер — кандидат социологических наук, единственный чикагец в группе, — попросил показать ему мои эскизы и сказал, что они плохие. Помню, что за столом он читал Лао-цзы, «Цзин» и научную фантастику. В то время ходили слухи, что один из обвиняемых был правительственным шпионом. Если бы мне пришлось выбирать, то я бы указала на Вайнера.
А как выглядели другие участники, кто больше всего запомнился?
Эбби Хоффман и Джерри Рубин. Их было очень увлекательно рисовать — они много шутили, непочтительные, в дикой одежде и с индейскими повязками на головах. Однажды мне передали записку от Эбби Хоффмана. Там было: «Что такая симпатичная девушка, как ты, делает в таком коррумпированном обществе?» Юмор очень помогал в таком, конечно, кошмарном деле.
Насколько помню, обвиняемые очень часто подшучивали над судьей и самим процессом, переодевались в судейские мантии. Для художника это создавало колорит?
С одной стороны, это действительно было смешно, а с другой — в самом начале процесса было так много драк, что у меня возникло физическое ощущение постоянной угрозы. Постепенно это исчезло, люди перестали кататься по полу, но продолжали иногда кричать друг на друга.
Дополнительное напряжение для художников создавали знаменитости, которых вызывали на процесс в качестве свидетелей. Их было много: комики, проповедники, писатели, поэты, режиссеры, политики. Приходилось очень сильно стараться, чтобы фотографически передать их внешность, чтобы они были узнаваемы на скетчах.
Был довольно забавный случай с поэтом Алленом Гинзбергом. У него были длинные волосы, борода и странные одеяния, в общем, он был похож на Будду. Он сказал суду, что его род занятий — мантра-йога, сидение в тишине, медитативные упражнения и песнопения. В какой-то момент между судьей и адвокатом Кунстером завязалась очередная перепалка, перешедшая в крик. Это сложно передать на рисунке, но все наше внимание постепенно переместилось на другое. Мы постепенно ощутили сначала вибрацию, затем странный шум. Он постепенно нарастал, становился все громче и громче, пока вибрирующий звук не заполнил весь зал суда. Это был Гинзберг; он сидел с закрытыми глазами, вытянул руки ладонями вниз и издавал протяжный звук «О-м-м-м-м-м-м-м-м…». Крики прекратились, многие в зале засмеялись.
Как думаете, почему судья Джулиус Хоффман изначально был настроен на то, чтобы приговорить «чикагцев» к тюремным срокам? Иногда это дело называют политическим.
Мне не показалось, что процесс был политическим, заказным. Думаю, тут дело в правых взглядах судьи Хоффмана. Он был сложным человеком, насколько знаю, был очень груб со многими людьми, был убежден, что власти всегда правы. И тут же был конфликт поколений. Новое поколение становилось все более нетрадиционным и бунтарским. Когда я училась в колледже в 50-е годы, мы были гораздо более консервативны. В 60-е годы студенты в колледжах стали другими, они одевались по-другому, слушали другую музыку, были озабочены судьбой бедных и расовой сегрегацией. Стали популярны наркотики. Это движение нарастало как снежный ком, переросло в протесты и бунты против условностей. Это очень не нравилось прежнему поколению, к которому относился судья Хоффман. Но для Америки такой суд и судья не были типичны, это был шокирующий процесс, особенно со связанным человеком и кляпом во рту.
1960-е годы — какое это было время для Америки?
Очень благополучное, по крайней мере, первая половина. Страна двигалась вперед, не было такого огромного разрыва между богатыми и бедными, как сейчас. В первой половине 1960-х наша страна, кажется, не участвовала в войнах. С другой стороны, тогда росло беспокойство по поводу распространения коммунизма. Затем началась война во Вьетнаме, которая расколола американское общество.
А как воспринимали войну вы, ваша семья и друзья?
Для многих происходящее во Вьетнаме оказалось внезапным, люди были очень расстроены. Страна стала в некотором смысле другой. До этого я никогда в США не видела подобных протестов. И активисты нам постоянно напоминали, что там гибнут американские солдаты. Конечно, гибли и вьетнамцы, но полагаю, это меньше будоражило американское общество, чем сообщения о гибели их соотечественников. И, конечно, правительство лгало нам о потерях с обеих сторон. Думаю, это похоже на вторжение России в Украину.
Вы следите за событиями на фронте в Украине?
Да, потому что я была и в Украине, и в России. В Киеве я побывала в 2020 году вместе со своим партнером, мы просто гуляли по городу. Никакого намека на большую войну не было. К сожалению, я мало с кем там общалась. Знала о двух областях Украины, куда несколько лет назад стала вгрызаться Россия. Насколько я понимаю, там было много русскоговорящих людей; некоторые из них хотели уехать в Россию, другие не хотели. Но тогда было сложно представить, чем это обернется в будущем.
Думаю, все дело в той ситуации, в которой люди оказались после распада СССР. В 1992 году я была в Петербурге с группой психологов и социологов — я умоляла друга-психиатра взять меня с собой, я умоляла его, потому что с детства любила Россию. Мы посетили Санкт-Петербургский государственный университет. Там должна была пройти конференция, на которой обсуждали будущее России после окончания коммунистического режима. Казалось, что люди были рады уходу коммунизма. Но это время не казалось счастливым, многие выглядели очень бедными и печальными.
На улицах Петербурга, особенно у входа в метро, сидели у тротуаров и продавали вещи сотни горожан. Мне кажется, это было их собственное имущество: от одежды до кастрюль и сковородок, книг, еды. Даже в Москве, куда мы потом отправились, было не так радужно. Было невероятно красиво, особенно на Красной площади, а на окраинах столицы — очень примитивно, в некоторых домах были разбиты окна, а дворы завалены мусором, в одном из них мы видели брошенную ванну. Во всем городе не было долларов, даже в американском посольстве.
Россия, которую я увидела в 1992 году, показалась мне очень печальной и очень бедной. Я полагаю, что страна в таком состоянии склонна желать сильного правительства, которое принесет ей хоть какое-то облегчение. Такие люди могут поверить в любую риторику. В тот приезд в Россию я полагала, что теперь для нас всех наступит долгий мир, но я ошиблась. Сейчас обе наши страны стали хуже, это заставляет беспокоиться.
В некоторых штатах США действует правило 53, которое запрещает снимать видео и фотографировать в зале суда. При этом рисунки, как я думаю, могут получиться субъективными, в пользу обвинения или защиты. Что вы думаете об этом правиле 53 — это плохо или хорошо для системы правосудия?
Зал суда — священное место, практически любой вопрос в суде достаточно серьезен, и к нему следует относиться с достоинством. Никто не должен опасаться того, что его будут записывать на видео, а от этого будет меняться его поведение. Поэтому я против камер в суде. Для телевидения, как правило, требуется несколько секунд чего-то зрелищного или развлекательного (плач свидетеля на трибуне, крики адвоката, плохое поведение подсудимого).
Что касается субъективности, то судебные художники, конечно, — люди, а не машины, но ничем не отличаются от репортеров. Очень важно не проявлять никаких чувств ни к одному из участников дела независимо от того, за ты или против. Возможно, у некоторых художников чувства берут вверх; я даже слышала об одном, который на рисунках пририсовывал рога дьявола «плохим» парням и нимбы ангелов «хорошим». Но он недолго проработал.
Был такой судебный художник, француз Оноре Домье. Он рисовал людей так, как думал о них, не рисовал с натуры; вся его судебная работа сводилась к тому, чтобы показать именно то, что он испытывал к человеку. Я старалась рисовать людей именно так, как они выглядели. С другой стороны, по лицу часто можно сказать о характере. Например, что поделать в случае с таким подлым человеком, как судья Джулиус Хоффман, — его характер не скрыть на рисунках.
Беседовал Алексей Стрельников. Большая благодарность за помощь в подготовке интервью журналисту Associated Press Майклу Тарму