Какой главный урок нужно извлечь из российской истории, чтобы поменять ее курс?
«История стран, которые успешно смогли пройти путь от тоталитаризма к свободе, к демократии показывает, что если зло не осмыслено, не осуждено и не наказано, оно обязательно возвращается. Общество должно осмыслить все преступления, которые совершались от его имени. И должна быть ответственность за эти преступления. Должна быть полностью опубликована информация об этих преступлениях.
В России в 90-ые годы этого сделано не было, и мы не имеем права повторить эту ошибку. В следующий раз, когда окно возможностей откроется, мы должны к этому готовиться. Мы должны все сделать для того, чтобы это зло, которое совершается сейчас, было осмыслено, осуждено и наказано».
О ссорах внутри оппозиции:
«Для меня это больная тема, и я собираюсь уделить ей первостепенное внимание. Абсолютно абсурдно выглядит, когда на фоне жестокой кровавой диктатуры, представители оппозиции выясняют какие-то отношения друг с другом. 2,5 года в тюрьме расставляют жизненные приоритеты. Эти ссоры и склоки, на мой взгляд, вообще не имеют никакого значения.
Все годы своего участия в политике стараюсь с разными людьми находить общий язык. Когда-то получается лучше, когда-то — хуже. Недавно виделись с Ходорковским в Праге, с Навальной ездили в Хельсинки, в Париже увижусь с коллегами по Антивоенному комитету России. Будем разговаривать, обсуждать и находить какие-то общие точки соприкосновения».
Как после заключения наладить контакт со своими детьми?
«Всем нынешним политическим заключенным, которых путинский режим считает наиболее опасными, запрещено общаться с семьей. Это старая не очень добрая советская традиция, когда правящий режим борется не только со своими политическими оппонентами но и с их близкими.
То что с детьми разговаривать не дают — это самое страшное. Они это знают, поэтому они это делают. Единственный способ коммуникации с ними — письма. А как ты в этот листок бумажки впихнешь всю свою любовь, боль, эмоции и заботу? Это невозможно. Но я писал и они писали. И я очень беспокоился о том, как мне удастся восстановить контакт с детьми, когда я выйду. Но, знаете, когда мы увиделись, то как будто мы неделю до этого не общались, а не 2,5 года».