26-летняя учительница, руководительница 6 класса в одной из российских школ — о детях, «Разговорах о важном», новых учебниках, Навальном и политике, а также отношениях с коллегами во время войны.
Детские взгляды на войну
Каждый год на занятиях по обществознанию Анна просит учеников подготовить сочинение про сильную личность. В предыдущие годы ребята рассказывали про родителей и любимых персонажей, а в этом году некоторые написали про Путина и Пригожина.
У многих детей родители на войне. Одна из девочек в классе похоронила отца и теперь явно находится в депрессии: у нее резко упала успеваемость, стало хуже поведение. В начале года для оценки психологического состояния учеников Анна попросила всех сделать рисунок «Я сегодня», и от взгляда на работу этой девочки ей стало по-настоящему жутко.
«Еще у одного мальчика отец ушел на фронт, сейчас он жив, находится там. Они очень стараются получить все возможные льготы. В 11 классе у мальчика отчим на войне, а сам мальчик войну резко осуждает, он за демократию, за свободу слова, сочувствовал Навальному… Видимо, у них в семье на этот счет был какой-то конфликт», — рассказывает Анна.
Также учится девочка с Донбасса — учительница описывает ее как «умничку» с критическим мышлением. Поначалу школьница поддержала войну, но потом пересмотрела свои взгляды и теперь говорит, что ей стыдно за то, что она поддерживала.
«Я им немножко рассказала про русский национализм»
За два года к «Разговорам о важном», по словам Анны, все привыкли. Для проведениях таких уроков учителям высылаются методички и «видео-интервью с людьми разной степени людоедства».
«При обсуждении Крыма использовался лозунг “Воссоединение. 10 лет в родной гавани”. Я думала дать историю Украины, но мои шестиклашки вообще не проходили еще ничего про Украину, у них Киевская Русь только. Поэтому я просто решала классные вопросы», — говорит девушка.
Весь педсостав возмутила подача темы «Дня отца» — у половины класса неполные семьи, и говорить, что «отец — глава семьи, хозяин рода», посчитали для себя невозможным даже очень провластные коллеги.
Для освещения темы волонтерства учителям разослали интервью с членом неизвестной волонтерской организации с Донбасса, читающим лекцию в военной форме с нашивками в виде флагов Российской империи: «Два ученика заметили это, и мы обсудили, какое значение в современной России имеет демонстрация этого флага. Я им немножко рассказала про русский национализм».
Кроме «Разговоров о важном», в школьное расписание также ввели программу профориентации «Россия — мои горизонты», обязательную во всех классах с шестого по одиннадцатый. Встречи на эту тему проходят по четвергам. Методички к ним также присылаются «сверху». Но, в отличие от «Разговоров», где все прошедшие уроки остаются доступными для просмотра, здесь они открываются на короткое время и вскоре после этого закрываются.
«Я считаю этот курс еще хуже “Разговоров о важном”. Там все-таки много каких-то общечеловеческих тем: семья, становление личности, общественные связи, выборы, конституция… Здесь же идет четкая пропаганда двух вещей. Первое: надо идти работать в IT, вообще всем. Второе: 90-е были страшным временем. Мы каким-то чудом не вымерли, и с тех пор, как преодолели этот ужасный кризис, все стало прекрасно. А где не прекрасно, то ровно потому, что вымирали в 90-е», — говорит Анна.
За счет новых курсов увеличилось количество учебных часов. Нагрузка растет и у педагогов, и у школьников. Чтобы с ней справиться, школам предлагают убрать уроки обществознания вплоть до 9-го класса: «Сейчас обсуждается, что можно оставить “общество” только в 9 — и да, тогда нагрузка упадет. Никто не будет знать ничего ни про право, ни про экономику. Зачем это русским людям?»
Пропаганда в новых школьных учебниках
К ближайшему сентябрю обещают выход нового учебника истории для 5-9 классов. Для 10-11 аналогичный готов давно, — и по нему уже приходится и учиться, и учить. Первые две главы — про Первую мировую войну, Революцию и Великую Отечественную войну, — и в них снова из забвения возникает, казалось бы, прочно забытая пропагандистская формулировка «10 сталинских ударов».
Про Сталина в учебнике говорится в основном в контексте войны. Дано всего два «беззубых» параграфа про индустриализацию и коллективизацию. Очень аккуратно и кратко описаны и послевоенные сталинские репрессии. Гонениям же на церковь отведено места куда больше. Но лидером по «эфирному времени», несомненно, выступает Брежнев. Анна утверждает, что поняла «основную концепцию нового учебника»:
«В николаевскую эпоху все было неплохо, экономика росла, пришли злые большевики и все снесли. Брежнева очень хвалят, но отмечают, что единственная его проблема — недостаточно жесткий. Был бы он еще пожестче, как Андропов, которого тоже хвалят, и вообще цены бы ему не было. Но и так это главное сокровище нашей истории. При нем наступила золотая эпоха, лучше никогда не жили».
Определение «застоя» в учебнике не прописано. Зато немало говорится про уровень жизни советского народа и его растущую покупательскую способность. О том, как впервые все народы СССР почувствовали себя единым целым: «Уникальное в истории мировой цивилизации снижение межнациональной конфликтности. Ксенофобия как проявление подозрительности, враждебности и неприятия чужих культур и традиций была неприемлема не только на уровне официальной идеологии. Она практически исчезла и в быту».
Есть в учебнике и «прекрасный» раздел «Россия сегодня», где подробно рассказывается про «украинский неонацизм» — пункт параграфа прямо так и называется. Он гласит, что «несколько поколений на Украине, начиная с 90-х годов, воспитывались в неприязни к России, на неонацистских идеях». А дальше жирным шрифтом выделено предложение: «Это озлобленное национальное, языковое, культурное насилие агрессивного меньшинства над большинством». Крым же — страшная ошибка Хрущева, которую в конце концов удалось исправить».
Резко осуждаются диссиденты; говорится, что все они были проплачены Западом. В контексте афганской войны говорится про «афганское братство», доблесть и взаимовыручку, проявленные советскими офицерами и солдатами-срочниками всех национальностей. О том, что Афганистан мог быть ошибкой, — ни слова.
По словам Анны, восприятие ситуации у детей разного возраста сильно отличается. Многих шестиклассников можно назвать «провластными», так как дети транслируют то, что слышат в семье. Если кто-то занимает противоположную позицию и осуждает войну, то это, как правило, тоже исходит из семьи. К старшим классам уже формируется собственная позиция, и многие школьники меняют свои взгляды.
«Они очень тонко чувствуют пропаганду с обеих сторон, и я вижу, как они напрягаются, если я говорю что-то оценочное. Но я всегда заранее предупреждаю, что эта тема будет оценочно звучать, потому что по-другому она от меня звучать не может. Вообще они просто сильно устали от любой пропаганды и очень ценят какую-то объективность», — делится учительница.
Как в школе отреагировали на смерть Навального
О смерти Алексея Навального Анна узнала от школьников. Во время проведения урока в 10 классе ее вдруг громко перебила девочка-отличница: «Навальный умер!»
«Я была ошарашена на несколько секунд. Она прочитала новость полностью, после чего я без комментариев продолжила урок. На перемене ребятами окружили меня, пытаясь выяснить мое мнение. Честно говоря, я была настолько ошеломлена, что даже не помню, что я им говорила. Помню только, что мне очень хотелось плакать», — рассказывает учительница.
Когда Анна спустилась в учительскую, одна из завучей сказала, что Навального убил Путин. На возражение Анны, что, возможно, дело в бесконечных ШИЗО, она ответила: «Не говорите ерунды, это было прямое убийство». Не то чтобы сама Анна считала, что дело в ШИЗО, просто предпочла, чтобы недоказанный факт соседствовал с другими версиями — как в истории, так и в современности. Особенно завуч огорчалась на тему «и не скажешь ничего детям».
«Я в итоге все-таки сказала своему 6 классу об этой новости. И один мальчик, отличник, фанат истории, стал хлопать в ладоши и радоваться. Многие из шестиклашек, кстати, вообще не знают, кто такой Навальный, — с разных сторон меня стали спрашивать, кто это», — рассказывает девушка.
На вопрос, выражала ли она как-то еще свою гражданскую позицию, Анна коротко ответила: «В условиях войны — никак. Считаю, что я полезнее в школе».
Большинство коллег либо аполитичны, либо устали от Путина
На вопрос, большое ли давление чувствует на себе учитель антивоенных взглядов, Анна отвечает: «Важно, как настроена администрация; мне в этом плане, видимо, повезло. Я ни разу ничего не делала такого, с чем была принципиально не согласна. Когда мне предлагали сделать нечто, идущее вразрез с моими принципами, я прямым текстом отказывалась, никаких последствий для меня это не имело».
С начала войны обязательным условием в каждой школе стало наличие музея. В том, который курирует Анна, один из выставочных стендов посвящен войне, в нем хранятся портреты и личные документы двух погибших выпускников. А еще — знамя с передовой, специально подписанное для учащихся школы, которое Анна постаралась свернуть так, чтобы оставить на виду как можно меньше текста.
В честь этих выпускников завуч по воспитательной работе потребовала провести мероприятие «про Украину». Но девушка отказалась: она не поддерживает боевые действия и, если не может транслировать свою позицию, то и чужую транслировать не намерена. Завуч была возмущена.
Из всего разговора Анну сильнее всего зацепил момент, когда завуч рассказала про своего 17-летнего сына. Она говорила, как ждет, когда ему будет 18, чтобы он пошел в армию, и сам он тоже очень этого ждет, потому что «правильно воспитан и готов защищать отечество».
Школьный историк, переехавшая из Армении, сначала очень хвалила уровень жизни в России и российскую власть, но со временем ее мнение поменялось. На выборах президента она голосовала за Даванкова, говорила коллегам, что очень на него надеется.
Учителя делятся друг с другом эмоциями и реакциями на происходящее. К Анне часто приходят поговорить коллеги. Одна из них — пожилая учительница физкультуры, общение с которой у Анны началось после вопроса о мятеже Пригожина. Женщина черпала информацию из телевизора и была немало удивлена сведениями, полученными от собеседницы. С тех пор она иногда заглядывает к коллеге ради обсуждения острых политических тем.
«Большинство коллег либо аполитичны, либо устали от Путина. Идейных провластных — единицы. Я бы не проводила люстрации в школе с условием полной свободы взглядов, возможности каждого транслировать свою позицию. А дети разберутся», — считает Анна.
